Дальние пределы человеческой психики | страница 61
Креативность и готовность к ней
75
Итак, что происходит с человеком в такие моменты? Отказ от прошлого. Для того, чтобы лучше вникнуть в суть любого дела, необходимо полностью отдаться ему, не замечать ничего, кроме него и его сущности, уловить его внутренние связи и движущие силы, найти (а не придумать) способ его исполнения в его внутренней структуре. Таким же образом я советую наслаждаться живописью или вести разговор со своим
пациентом.
Но есть и другой подход к делу - тащить за собой свой опыт, привычки,
знания, пытаться обнаружить, чем текущая ситуация похожа на ситуацию в прошлом, классифицировать ее и затем использовать уже готовое решение, которое срабатывало в прошлом в подобной ситуации. Это напоминает мне работу регистратора, и поэтому я назвал ее <рубрификацией> (95), и она неплохо срабатывает в тех случаях, когда настоящее действительно сродни
прошлому.
Но совершенно очевидно, что эта тактика не окажется успешной, если
сегодняшняя ситуация отлична от той, что была в прошлом. В этом случае регистраторский подход потерпит крах. Регистратор, глядя на произведение живописи, лихорадочно роется в картотеках своей памяти, в реестре своих познаний, связанных с историей искусства, - он должен знать, как положено реагировать на картину, подобную увиденной им. Разумеется, на то, чтобы рассмотреть картину, у него просто не остается времени. Ему обязательно нужно знать, кто автор этого произведения, или его название, или течение, к которому принадлежал художник, - что-нибудь, что помогло бы ему произвести учет. Он восхитится картиной только в том случае, если он вспомнит, что такие картины должны вызывать восхищение, и она не понравится ему, если не найдет себе места в его классификации.
Для такого человека прошлое инертно, он носит его в себе как ком непереваренной пищи в желудке. Прошлое мешает ему стать самим собой.
Хочу остановиться на этой теме. Опыт прошлого может быть задействован только тогда и только в той степени, когда и в какой степени он заново обретен человеком, только в том случае, если этот опыт вновь пережит и переосмыслен. Он не может и не должен быть чем-то посторонним для человека, он не имеет права на самостоятельное существование где-то в закромах активного опыта. Опыт должен быть усвоен человеком (а при этом он не может сохраниться как нечто инородное и существующее само по себе), так же как съеденный мною вчера бифштекс сегодня уже становится частью моего тела и перестает быть бифштексом. Усвоенное прошлое это уже не просто прошлое. Оно приобретает черты <внеисторичности>, как называл это Левин.