Еще пару лет, и с новой фамилией новоиспечённая супруга постит фотки в полупустом бассейне, а носатый бармен улыбается на заднем плане.
Еще пятёрочка, и вот с ребёнком на руках, с новой стрижкой, контактными линзами и заметно похудевшая, юная леди кардинально меняет круг общения. А мент смотрит на водительское удостоверение, выданное пять лет назад, и растерянно хлопает глазами.
Ещё пятерик, и наша дама «бальзаковского возраста» (да-да, если вы не знали, роман Бальзака назывался «Тридцатилетняя женщина»), начинает заново открывать прелесть пилатеса, мультиоргазмического секса и концепции, что в принципе и принца то для жизни не надо, пусть бы хотя бы больше её зарабатывал, да не бухал сильно.
А если вообще повезёт, то опять с новой фамилией в новую жизнь.
А мужик… А что мужик?
Я знал одного «пассажира», единственным изменением которого за десять лет, были новые джинсы, купленные на распродаже, да появившийся, далеко не сексуальный «пивной живот».
Прожив уже тридцать шесть лет в нашем лучшем из миров, я уверен на сто процентов, что девушки просто запрограммированы природой на выживание. И если случится какая-то глобальная хрень, то жизнь на Земле будет зависеть только от них.
Но словно в лихорадке, с одной стороны любуясь словно евнух-лилипут перекатывающимися ягодицами очередной студентки, и получающим от этого чисто эстетическое наслаждение, с другой, теряющейся во тьме древних инстинктов, я хотел трахаться. Жёстко.
Если бы Рокко Сиффреди был телепатом, то он незамедлительно бы приказал снарядить самолет, выдернуть меня из теплого, подранного в некоторых местах кресла в жопе мира, и доставить к нему, с целью незамедлительного подписания пожизненного контракта на участие в порно-съемках.
Я не имею абсолютного понятия как живет столица сейчас, но вспоминая минчанок, мое сердце переполняется теплотой как у старого индейца, который любовно поглаживает разложенные перед ним скальпы своих врагов.
Сила древних Богов сверкала в глазах грациозных, искрящихся от обладания самым большим сокровищем на Земле, отчаянных в своей молодости Амазонок, идущих тебе навстречу по улице.
Минск дышал сексом.
Минск жил сексом.
Секс разговаривал с тобой срывающимся на фальцет голосом будущей лаборантки, которую мы трахали одновременно вдвоём с моим сокурсником.
Секс отражался в зрачках нимфы, чьё обнаженное тело мягко отсвечивало в свете камина, в то время как остальная компания звенела бокалами на первом этаже загородной дачи.
