Былъ хмурый, довольно непривѣтливый вечеръ. Облака, насыщенныя дождемъ, тяжело плыли по небу, а обычно безграничный при солнцѣ горизонтъ моря былъ затуманенъ. Можно было видѣть лишь на нѣсколько сотъ шаговъ впѳредъ, дальше же повисъ густой туманъ надъ моремъ, а его безпокойно волнующаяся поверхность, ввиду совершеннаго отсутствія солнечныхъ лучей имѣвшая темную окраску, производила даже непріятное, жуткое влечатлѣніе. Волны набѣгали безпокойно и шипя разсыпались бѣлой пѣной по береговому песку. Издали изъ тумана доносился грозный шумъ океана; двѣ чайки медленно скользнули по волнамъ и скрылись въ морѣ тумана.
Взоръ Фриды мечтательно послѣдовалъ за ними, и она даже вздрогнула, когда Зандовъ внезапно предложилъ ей вопросъ:
— А какъ звали того священника, у котораго вы жили въ Нью-Іоркѣ?
— Пасторъ Гагенъ.
— И именно тамъ вы слышали упомянутую вами характеристику фирмы Дженкинсъ и Компанія?
— Да, мистеръ Зандовъ.
Фрида видимо хотѣла еще что-то прибавить, но рѣзкость, съ какой Зандовъ предложилъ свой послѣдній вопросъ, сомкнула ей уста.
— Ну, да я самъ могъ бы догадаться объ этомъ, — продолжалъ онъ. — У этихъ духовныхъ лицъ съ ихъ изумительными взглядами на мораль всегда подъ рукой уничтожающіе приговоры, если что либо не подходитъ подъ ихъ шаблонъ. Съ церковной кафедры очень удобно взирать на грѣшный міръ; но вѣдь въ послѣднемъ-то мы всѣ должны жить. Лучше было бы, если бы господа проповѣдники спустились хоть разъ въ эту жизнь, гдѣ каждый долженъ вести борьбу за то, чтобы оставаться на поверхности ея; навѣрное при этомъ они лишились бы значительной доли своего созерцательнаго покоя и христiанской безупречности, но по крайней мѣрѣ научились бы скромнѣе судить о дѣлахъ, о которыхъ они не имѣютъ рѣшительно никакого понятія.
Безпощадный сарказмъ этихъ словъ безусловно испугалъ бы другую дѣвушку, но Фрида наоборотъ энергично поднялась и съ вдругъ вспыхнувшимъ упорствомъ воскликнула:
— Пасторъ Гагенъ — воплощенное смиреніе и мягкость и не способенъ несправедливо осудить кого либо. Это было въ первый и послѣдній разъ, что я услышала изъ его устъ подобное суровое сужденіе, и я знаю, что оно вырвалось у него лишь вслѣдствіе безпокойства за своихъ пострадавшихъ земляковъ.
— Такъ, значить, онъ правъ? — рѣзко спросилъ Зандовъ.
— Не знаю; вѣдь я совершенно не знакома со всѣмъ этимъ. Но вы-то, мистеръ Зандовъ, находитесь въ сношеніяхъ съ тѣмъ человѣкомъ и должны знать...
Фрида не рѣшилась докончить свою рѣчь, такъ какъ чувствовала, что каждое дальнѣйшее слово могло бы быть принято за оскорбленіе. Зандовъ повидимому такъ и отнесся къ этому. Его смягченный тонъ, которымъ онъ началъ разговоръ, смѣнился обычнымъ холодньмъ и строгимъ, когда онъ отвѣтилъ:
