– Да его Куколкой и зовут, – рассмеялся Меценат.
– Неужели?.. Какая странная фамилия.
– Видите, собственно, моя фамилия Шелковников. Имя мое – Валентин, отчество…
И Куколка добросовестно выложил всю подноготную, благо тут не было Мотылька, который никогда не давал ему закончить полного своего титула.
– Но я вас буду лучше называть Куколка. Можно? Вы актер?
– Нет, я поэт.
– Как чудно! Напишите мне стишки.
– С удовольствием, – с невозмутимой вежливостью, характеризующей его в отношениях ко всем окружающим, согласился Куколка. – Выберу свободный час и напишу.
Потом обратил свое лицо, на которое налетело неуловимое облачко заботы, к Меценату:
– Простите, милый Меценат, но я, собственно, к вам по делу. Поговорить бы нужно. Очень серьезно.
Брови Мецената дрогнули от легкого удивления и какого-то тайного смущения, но он сейчас же деловито кивнул головой Куколке и встал.
– Это легко устроить даже сейчас. Тут рядом свободный кабинет. Перейдем туда. А вы, миледи, попросите еще вина и фруктов – позабавьтесь минутку без меня. Наболевший вопрос о предателе – приказчике дровяного склада еще не обсужден вами с исчерпывающей ясностью.
По искусственной веселости Мецената было заметно, что он немного внутренне сжался перед «серьезным разговором», потому что в его грешной голове сразу же мелькнула мысль: уж не открылась ли вся «Кукольная комедия» и не предстоит ли щекотливое объяснение по поводу жестокой шутки «в космических размерах».
Но о том, что случилось на самом деле, бедный Меценат и не догадывался и не мог бы догадаться, если бы ему дали на догадки три года сроку.
В пустом кабинете электричество не горело и весь источник света заключался в небольшом запыленном окне, помещавшемся высоко, а на улицу выходившем низко – в уровень с тротуаром. Солнце золотило пылинки на окне, но они не танцевали, как давеча в комнатке Куколки, а притихли, прижавшись к стеклу и чего-то выжидая. Скатерть со стола была снята, и на голой столовой доске ясно обозначилась цифра «8», получившаяся из двух следов от стоявших рядом мокрых стаканов с вином. На стене висела преглупая картина «Отдыхающая одалиска» – полногрудая женщина, играющая с ручным леопардом на пестром ковре.
Все вышеописанные подробности Меценат заметил не сразу, а втиснулись они в его мозг лишь тогда, когда случилось «это», и осели в мозгу на всю будущую жизнь. Даже запах – причудливая смесь из зеленого лука, лимона, тертого сухого барбариса и острого овечьего сыра, – даже этот специфический аромат, въевшийся в стены комнаты, долго потом преследовал Мецената.
