. Еще в более жесткой форме идею коллективизации быта высказал архитектор Н.С. Кузьмин. Он планировал, например, сделать в доме-коммуне общие спальни на шесть человек. Муж и жена на законном основании могли в соответствии с особым расписанием уединяться в «двуспальню» или «кабину для ночлега»
180.
Проект Кузьмина пытались реализовать на стройке Сталинградского тракторного завода. Это было почти прямое, хотя и ненамеренное воплощение в жизнь социальной антиутопии «Мы» Е.И. Замятина, написанной в эмиграции, в 1921 году, и опубликованной в Англии в 1924 году. До перестройки эта замятинская книга на родине писателя не печаталась. Героям повести предлагалось творить любовь в специально обозначенное время по предъявлении розовых билетиков. И все же в архитектурных проектах домов-коммун ощущалось стремление в условиях коллективного быта сохранить границы физического тела хотя бы путем соблюдения санитарной жилищной нормы.
В годы первой пятилетки на улицах городов, прежде всего Москвы и Ленинграда, стали появляться конструктивистские постройки. Некоторые из них были предназначены для жилья и официально назывались домами-коммунами. В 1929–1930 годах в самом центре Ленинграда, на улице Рубинштейна, по проекту архитектора А.А. Оля был возведен дом-коммуна гостиничного типа, описанный поэтессой О.Ф. Берггольц: «Его официальное название “Дом-коммуна инженеров и писателей”. А потом появилось шуточное, но довольно популярное в Ленинграде прозвище – “Слеза социализма”. Нас же, его инициаторов и жильцов, повсеместно величали “слезинцами”. Мы, группа молодых (очень молодых!) инженеров и писателей, на паях выстроили его в самом начале 30-х гг. в порядке категорической борьбы со “старым бытом”… Мы вселились в наш дом с энтузиазмом… и даже архинепривлекательный внешний вид “под Корбюзье” с массой высоких крохотных клеток-балкончиков не смущал нас: крайняя убогость его архитектуры казалась нам какой-то особой строгостью, соответствующей времени»181. В доме-коммуне архитектора Оля в индивидуальных квартирах отсутствовали кухни: жильцы сдавали свои продовольственные карточки в общую столовую, находившуюся на первом этаже здания. Такая практика соответствовала ситуации нормированного снабжения, но оказалась обременительной уже в 1935 году, после отмены карточек. У «Слезы социализма» было множество недостатков, которые вынуждена была признать даже такая убежденная комсомолка 1930-х годов, как Берггольц: «Звукопроницаемость же в доме была такой идеальной, что если внизу, на третьем этаже… играли в блошки или читали стихи, у меня на пятом уже было все слышно вплоть до плохих рифм. Это слишком тесное вынужденное общение друг с другом в невероятно маленьких комнатках-конурках очень раздражало и утомляло». В общем, как говорили сами «слезинцы», попытка создания «фаланстера на Рубинштейна 7 не состоялась»
