Этот корпус был точной копией первого, только бычки здесь были постарше. Они так же пережевывали жвачку, медленно поворачивали головы, провожая взглядом проходивших людей.
— Бурун! — вдруг воскликнул Роман, обрадовавшись. — Вот он, мой Бурун!
И, сняв брусчатую перекладину, отделявшую стойло от прохода, подскочил к светло-коричневому бычку с отвисшим подгрудком, прямой мускулистой спиной, широкими копытами, стал гладить крестец, отливающую блеском шерсть.
— Он! — узнал бывшего подшефного и Лешка. — Здоровяга стал.
— Конечно, Бурунчик! Миленький, сколько я тебя не видал!
Теперь Роман гладил его шею. Бычок резким движением повернул к нему лобастую голову, блеснули его мутно-синие навыкате глаза, обведенные белыми ресницами. И вдруг он замычал, выставил короткие, острые рога, ударил копытами по дощатому полу.
— Осторожней, Роман! — испуганно крикнула Вера Михайловна. — Уйди лучше!
Очевидно, и Роман понял, что Бурун не узнал его. Мальчик выскочил из стойла, попятился, однако от растерянности замешкался и не успел накинуть перекладину, как бычок выскочил за ним, взбрыкнул задними ногами, покрутил хвостом с метелкой на конце, радуясь, что вырвался на волю.
— Бурун, что ты? — лепетал Роман. — Бурун! Что ты?
Возможно, бычок кинулся бы по проходу в дверь, на простор, но, услышав голос, круто повернулся к Роману, коротко взревел, мотнул головой, выставив рога, готовый пырнуть мальчика.
Вера Михайловна закричала и, раскинув руки, заслонила собой Романа.
Одним прыжком Кобзев очутился сзади Буруна, своими длинными большими руками схватил его за хвост и с маху так сильно крутанул, что бычок сразу осел на задние ноги. Он тут же вскочил, но Кобзев, словно повиснув на хвосте, крутанул в другую сторону, и бычок снова осел на пол.
— Беги, Ромка! — рявкнул Кобзев. — Чего ждешь? Беги… лапоть! Бегите все!
Со двора выскочил здоровенный скотник в черном халате, он услышал крик Веры Михайловны.
— Хватай с другой стороны! — приказал он Лешке и поймал Буруна за рог.
Лешка смело вцепился в другой. Бычок попытался вырваться, но скотник ловко подтолкнул его коленом в стойло. Лешка быстро поставил на место перекладину.
— Не помял? — отдуваясь, спросил скотник Романа.
Тот стоял белый, словно сметана, и молча показал на грудь.
— Придавил? Они тут, дьяволы, дичают, сердитые.
— Хоть бы с хлебом-солью подошел, — нервно засмеялся Кобзев. — А то за здорово живешь погладил! Он, брат, давно забыл твои прекрасные глаза!
