Я закричал:
— Отпускай бечеву!..
Но Миша ничего не слышал. Рев порога заглушал слова. Что делать? Решали мгновения. Я выхватил из кармана перочинный нож, раскрыл его и полоснул по бечеве. В тот же миг волна окатила меня с ног до головы, деревья на берегу перекосились, перед глазами встала белая пелена. Я понял, что лодка, соскочив с камня, попала под вал. Но, к великой моей удаче, концом, а не боком. Вал прокатился, не залив совсем лодку. А я очутился в самой чертомели порога…
Схватившись за весла, я стал выгребаться к берегу. Однако причалить здесь оказалось нелегким делом; волны были хотя и меньше, чем в самом залавке, но толклись и метались в таком беспорядке, словно в огромном котле с кипящей водой. Еле-еле выбрался я на берег. После этого больше часа ждал Мишу, пока тот пробрался ко мне сквозь бурелом.
Приближался вечер, а вместе с ним, значит, и дождь. С запада уже, как всегда, ползли неизменные тучи. Лезть во второй залавок сейчас не было никакой охоты. Мы устроились на ночевку, и право, никто и никогда не пел нам такой славной колыбельной песни, как порог «Широкий» в эту ночь.
Утро наступило великолепное. Солнце весело играло на вершинах деревьев. Небо — особенно синее и глубокое. Куда девалась вечерняя хмарь? Плыть в такую погоду — одно удовольствие.
— Едем скорее?
— Едем!
В нижний залавок спустились легко. Как ни говори, опыт — великое дело!..
На реке все время зыбь: то бунтует еще подпорожный прибой, то раскинется шивера, а не то просто редкая гряда камней загородит реку.
— Интересно, — задумчиво сказал Миша, — широким ли окажется порог «Крутой», ежели «Широкий» оказался таким крутым?
— И еще интересней, — поддержал его я, — как скоро нам придется с ним познакомиться.
— А что тебе говорил об этом тот знаток порогов, который обещал пройти «Широкий» незаметно?
— Он говорил, — сказал я неуверенно, — он говорил, что от «Широкого» до «Крутого»…
— … один шаг, — быстро добавил Миша и привстал: — Смотри! Пожалуйста…
Впереди прыгали знакомые уже нам белки. Слышался густой рев.
