Среди подобранных трофеев были японские котелки из алюминия. Поражала их легкость: русские солдатские котелки были іаметно тяжелее, поскольку делались по старинке из меди.
Взятых пленных, ими оказались легкораненые рядовые пехотинцы, после перевязки отправили в штаб дивизии: знающих японских язык в полку не оказалось.
В тот день 18-й стрелковый полк отразил еще несколько атак, следовавших одна за другой. Иногда передовая вражеская цепь, пусть и поредевшая, подкатывалась почти вплотную к окопам русских. Тогда незамедлительно следовала лихая штыковая контратака: стрелки дружно «вылетали» из окопов на бруствер и бросались с криками вперед. В такую минуту смертельной опасности над полем боя раздавалось не только благозвучное «ура». В рукопашных схватках бились и прикладами, и штыками, и кулаками.
Атакующие рукопашной не выдерживали и откатывались без всякой на то команды назад. Отбежав с десяток-другой шагов от окопов противника, они падали на землю и быстро ползли назад, опасаясь, что к ним пристреляются из винтовок. Удалившись таким образом метров на сто, японские пехотинцы вскакивали с земли и, низко пригнувшись, убегали в свой тыл — в ближайшую лощину или другое укрытие, которое даровала им местная природа.
Атаки прекратились только с наступлением полной темноты. Было ясно, что русские в тот день Янсынтунь отстояли. Высланные вперед секреты вновь стали стеречь подготовку неприятельского нападения. Но все было в ту ночь тихо: японскому командованию стало ясно, что позицию виленских стрелков «прямой» атакой не взять. Они бились мужественно и стойко, а самое главное умело, повинуясь воле полкового командира.
Под утро из штаба дивизии прискакал казак-конвоец с приказом оставить занимаемые у Янсынтуня позиции. Полк уходил, оставляя врагу китайскую деревню с ее разбитыми снарядами или сгоревшими фанзами и «обустроенное» за ночь солдатское кладбище в полсотню наспех вырытых могил. Тяжелораненые теснились на обозных повозках.
Стрелковый полк снялся с позиции на рассвете, когда предутренние сумерки и низко стелящийся туман еще покрывали землю. Стрелки отделениями и взводами отходили с линии окопов перебежками, пригнувшись как можно ниже. Японцы со своей линии изредка постреливали из винтовок в сторону Янсынтуня. Русские на эту «тревожущую» пальбу по приказанию Юденича не отвечали. Дозорные отходили последними, торопясь догнать свои роты и не потеряться.
Теперь вот и от этой китайской деревни, которую они так доблестно оборонили, приказано отступать. Полковник верхом на коне по пути сумел побывать в каждой роте. Стрелки угрюмо брели по вспаханной земле. Не слышалось ни привычных в походе солдатских шуток, ни даже окриков унтер-офицеров в адрес отстающих. Ротные офицеры вполголоса осуждали очередной приказ Куропаткина об отступлении. Юденич их не одергивал, сознавая всю правоту высказываемых слов.
