Такая полевая работа оказывалась для солдат утомительной. Но зато через несколько часов поле перед русскими позициями было чисто от зеленых зарослей: на земле лежали только сломанные стебли гаоляна. Становилось ясно и солдатам, и офицерам, что теперь японская пехота уже не сможет скрытно подобраться к их окопам, не сможет неожиданно, без криков «банзай!», подняться в атаку. Виленские стрелки понимали, что это была забота о их жизнях со стороны полкового командира.
Для постороннего человеческого глаза поля высоченного гаоляна на равнинах Маньчжурии казались бескрайними. Они стали настоящим бедствием для воюющих сторон, что признавали и русские, и японцы. Уже после войны, в 1910 году, Н.Н. Юденичу довелось прочитать один из трудов Военно-исторической комиссии Генерального штаба, посвященном Русско-японской войне. О гаоляне там говорилось следующее:
«Гаолян — однолетнее травянистое растение рода сорго семейства злаковых. Гаолян в Маньчжурии был самым полезным, наиболее распространенным и крайне необходимым для населения.
Зерна этого растения, разваренные в воде, служили беднейшим жителям почти единственной пищей, кроме того, они шли на выделку «ханшина» или местной водки. Листья гаоляна служили кормом для скота, стебель — материалом для топлива, для устройства изгородей, крыш, потолков.
При этом гаолян был неприхотлив, рос на всякой почве, требовал очень мало удобрения и давал громадные урожаи.
Обширные поля высокого гаоляна оказались для наших войск совершенно новым и незнакомым им явлением крайне затрудняли ориентировку для непривычного человека, мешали начальству в руководстве войсками, уничтожали связь между войсковыми частями, затрудняли охранение и разведку давали больше выгод наступающей стороне, чем оборонявшейся, но исключительно при том условии, если в самом пользовании гаоляном уже приобретен известный навык.
Во всяком случае, поля гаоляна составляли одну из заметных особенностей края, много влиявших на чисто тактические подробности, а следовательно, и на результаты разыгравшейся борьбы».
Полковник Юденич относился к числу тех военных начальников, которые стремились скорее и полнее познать эти «тактические подробности» ведения боев среди зарослей гаоляна на Маньчжурской равнине. Лучшим свидетельством отдачи от таких познаний командира виленских стрелков были боевые потери среди полков 6-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии: 18-й полк почти во всех делах нес наименьшие потери. И в обороне, и при наступательных действиях. Правда, такое положение сохранялось до Мукденского сражения.
