Но как разгадать мысль г. – ва? Если бы должно было выразить характер Бейрона, то всего лучше, повторяю, можно назвать его творения эмблемою нашего века. Я… очень понимал, что говорю, когда неопределенным, неизъяснимым состоянием сердца человеческого хотел означить сущность и причину романтической поэзии. Бейрон изображал не человека вообще: он изображал ненавистное чувство, охлаждавшее, мрачившее в душе его всю вселенную, даже всякий идеал. «Говорят: в его поэмах мало действия. Правда – его цель не рассказ; характер его героев не связь описаний». Опять сбивчивость в словах и понятиях! Кто из поэтов имел рассказ, т. е.
исполнение поэмы, целью, и даже кто из прозаиков в творении обширном? В «Тристраме Шанди»
[9], где, по-видимому, все заключено в рассказе, рассказ совсем не цель сочинения. Характер героев можно и не можно почесть связью описаний, ибо если примем
действия человека как
проявление характера, то характер будет связью описаний, но в этом случае каждая поэма Бейрона есть противоречие словам г. – ва. «Он (Бейрон) описывает предметы не для предметов самих… но с намерением выразить впечатления их на лицо, выставленное им на сцену». Я не знаю ничего неопределеннее этих слов г. – ва! И в каких же поэтических творениях, кроме бездушной описательной поэзии, описываются предметы для предметов самих? Сии описания всегда должны относиться к впечатлениям, сделанным предметами на действующие лица поэмы; но, с другой стороны, кроме «Чайльд-Гарольда» и «Шильонского узника», где Бейрон описывал предметы единственно для описания впечатлений на героя поэмы, где заметил у него бездействие г. – въ?
Описав Бейрона, г. – въ вдруг делает вопрос: «Теперь повторяю ваш (т. е. мой) вопрос: что такое Онегин? Он вам знаком, вы его любите. Так! но этот герой поэмы Пушкина, по собственным словам вашим, шалун с умом, ветреник с сердцем – и ничего более». Есть ли тут связь понятий? Описать характер творений Бейрона и вдруг спрашивать: что такое Онегин? Шалун и ничего более! Если бы г. – въ хотел поддержать взведенное на меня мнение, что я равняю Пушкина Бейрону, он должен бы противопоставить, наприм., «Дон-Жуана» «Онегину», а потом допрашивать меня: равняется ли произведение Пушкина Бейрону, или, описав характер Бейроновой поэзии, противопоставить ей также характер поэзии Пушкина и говорить о сравнении; а что выходит теперь из слов г. – ва?
Но точно, что-то подобное, как я предполагаю, имел г. – въ, делая свой вопрос. Заключаю из следующего: «Теперь, м<илостивый> г<осударь>, позвольте спросить: что вы называете новыми приобретениями Бейронов и Пушкиных?» – Неужели из слов моих на странице 44 N 5 «Телеграфа» выведено странное предположение, что я равняю Бейрона Пушкину, предположение, на котором движется вся критика г. – ва? Там я сказал, что «Онегин» принадлежит к тому самому роду, к которому принадлежат поэмы Бейрона и Гете; что поэму, подобную «Дон-Жуану» и «Беппо» (прошу заметить), нельзя назвать ни эпическою, ни дидактическою, и прибавил: «Это уже дело холодного рассудка приискивать на досуге, почему написанное
