Теперь прошу обратить внимание на следующее соображение. Если бы перенести Алексеевского и Карпова в город со всей сложной сетью отношений, которою Алексеевский опутал Карпова и ему подобных, то никто не усомнился бы, с какой категорией общественных отношений он имеет дело. Самая беззастенчивая экономическая эксплуатация, в частности принимающая ту специфическую форму, которая в классической стране капиталистических отношений именуется «truck system» (расплата за труд товарами), была бы налицо, и никому не пришло бы в голову равнять «под одно» полярно-противоположных представителей капиталистического строя.
Совсем другое дело в деревне. Здесь Алексеевский и Карпов фигурируют не только в качестве тысячника-кулака, с одной, и пролетария, еще не вконец опролетарившегося – с другой стороны, но и в виде «крестьян», членов одной и той же сословной волости, в виде «народа», который, по меткому выражению Успенского, представляется многим «такою же почти коллективною однородностью, как, например, овес или сено, или икра… Народ (все в том же неосновательном представлении) – это что-то одномысленное, какая-то масса, где все частицы и во всем совершенно равны друг другу, одномысленны, одинаковы даже в нравственных побуждениях» («Равнение под одно»).
Но представим себе, что мы приступаем к делу со статистическими приемами. Чего лучше? Что может быть святее цифры? Оказывается, однако, что даже святая цифра не всегда спасает от ложных выводов. У нас на вопросном листке значатся между другими такие, скажем, пункты: на какую сумму покупают в течение года крестьяне села N коров? На какую сумму продают их? На какую сумму совершают они покупку человеческой рабочей силы? На какую сумму продают они свою рабочую силу? И пр.
Когда мы подсчитаем искомые «суммы» покупок и продаж и затем разделим эти суммы на число домохозяйств, то получатся очень утешительные и даже эффектные результаты: окажется, что каждый крестьянин в среднем покупает коров и рабочую силу на такую же приблизительную сумму, на какую и отчуждает их. Отсюда уже сами собой напрашиваются такие выводы. Если крестьянин продает корову, то лишь для того, чтобы купить другую, более подходящую, – цифры ведь гласят, что он не только продает, но и покупает и притом почти на одну и ту же сумму. Далее. Каждый крестьянин в свободное время нанимается, а в горячее сам нанимает, при чем обе эти операции совершаются в одинаковых приблизительно размерах и потому должны рассматриваться, как усложненная форма трудового обмена. А значит в деревне все обстоит благополучно, если нет большого достатка (ведь, средняя цифра его понизила), то нет и крайней нищеты (всеядная средняя цифра и ее поглотила), а есть, как иронически выражается Гл. Ив. Успенский, «равнение под одно».
