Этимъ мы могли-бы закончить нашу статью, но вотъ еще замѣчанiе: г. Крестовскiй оговариваетъ, что въ его сочиненiяхъ нѣтъ личностей. Зачѣмъ-же онъ помѣстилъ въ III № «Отечественныхъ Записокъ» (сцена въ театрѣ) сплетню, которая еще недавно ходила по городу, слегка измѣнивъ имена дѣйствующихъ лицъ?
О, наши грозные каратели пороковъ! о, грошовые Ювеналы! Me Apollo!
Воробьи, держа въ когтишкахъ
Полкопѣечныя свѣчки,
Корчатъ Зевсова орла!
Но спросятъ насъ: неужели романъ г. Крестовскаго имѣетъ огромный кругъ читателей? Справьтесь у книгопродавцевъ, и вы убѣдитесь, что мы правы. Впрочемъ и Дебе имѣетъ огромный кругъ читателей. Да и чему удивляться? Мало-ли посѣтителей у г. Ефремова, отчего-же не быть читателямъ у г. Крестовскаго?
Есть-же охотники до «la Justine» и говорятъ за такiя книжонки деньги большiя платятъ. Чтожь? Если г. Крестовскiй опишетъ еще нѣсколько порочныхъ дѣйствiй столь-же завлекательно, какъ дѣйствiе «чашки кофею», то и за его романъ со временемъ большiя деньги заплатятъ.
Впрочемъ, и что всего досаднѣе – это то, что маркизъ де Садъ былъ не де Садомъ очевидно по болѣзни, можетъ быть прiобрѣтенной развратомъ, но во всякомъ случаѣ органически разстроившiй человѣческую природу свою и дошедшiй чрезъ это до звѣрскаго образа и до сумасшедшаго дома, куда запряталъ его Наполеонъ I; но г. Крестовскiй старается быть нашимъ русскимъ маркизомъ де Садомъ вовсе не по органическому разстройству природы своей. И мы потому утверждаемъ такъ навѣрно, что имѣемъ неоспоримыя тому доказательства въ необыкновенной холодности всѣхъ сладострастныхъ произведенiй г. Крестовскаго. Не смотря на всѣ очевидныя старанiя его прослыть сладострастнымъ писателемъ, – ничего нѣтъ холоднѣе г. Крестовскаго какъ литератора, – ничего нѣтъ бездарнѣе и придуманнѣе его Испанскихъ мотивовъ (сцена съ трупомъ, двѣ монашенки ночью и проч. и проч.) и всѣхъ его прочихъ сладострастныхъ изображенiй. Убѣдившись въ этой холодности автора, какъ литератора, по его произведенiямъ, мы заключаемъ, что г. Крестовскiй за недостаткомъ настоящей оригинальности, но чтобъ во что-бы то ни стало прослыть оригинальнымъ, хладнокровно и разсчотливо выбралъ себѣ цѣлью сладострастiе и упорно возится съ нимъ, чтобъ прiобрѣсть этимъ способомъ извѣстность, славу и литературную честь. Нѣтъ, ужь по нашему лучше быть настоящимъ, органически-разстроеннымъ де Садомъ, чѣмъ литературнымъ де Садомъ по разсчоту. Это ужь перещеголяло самого де Сада и мы только изъ уваженiя къ почтенному автору назвали давеча такую цѣль «глупенькою…» Впрочемъ – «чешись тотъ, у кого чесотка». Мы вмѣстѣ съ поэтомъ повторяемъ:
