«некоммунистическим манифестом», как бы противопоставляя его
коммунистическому манифесту Карла Маркса середины 19-го
столетия); согласно последней поступательный рост производства
неизбежно, последовательно и необратимо вел по пути от
традиционного общества к современному: предполагалось, что
конкретный уровень экономического развития всегда сопряжен с
определенным социально-политическим устройством. Однако в
последующие десятилетия практика развития этих государств
продемонстрировала нереалистичность подобных предпосылок –
экономическое развитие, урбанизация и доступность образования,
разрушая старую социальную структуру, не могли ничего поделать с
культурой, приводившей к политическим беспорядкам и слабости
власти, либо новым формам автократии, что в свою очередь
затрудняло дальнейшее экономическое развитие.
В конце 80-х годов после краха советской империи в мире появилось
еще несколько десятков обредших независимость государств, как
правило, с отсталой экономикой. Естественно, с учетом горького опыта
«теории модернизации» ее новый вариант должен был быть более
мягким; его и предложил Френсис Фукуяма. Он просто соединил
существование основополагающей научно-экономической логики
социального развития с существованием множества путей перехода к
либерально демократии, определяемых уникальностью каждого случая
(истории страны, деятельности политических лидеров и т.д.), которые
предоставлял гегелевский «историзм» с его субъективизмом. Таким
образом, ради большей реалистичности теории Фукуяме пришлось
пожертвовать ее простотой и единством: в ней материализм в форме
экономического детерминизма причудливым образом соединился с
субъективизмом, что сделало все концепцию весьма эклектичной.
Однако и этот «мягкий» вариант вскоре подвергся нападкам, как
несколько десятилетий ранее сама «теория модернизации»; в
частности, Фукуяме указывали на драматическую историю многих
восточноевропейских стран после «холодной войны». Но он заявлял,
что ничего из произошедшего там не противоречит базисной идеи конца
истории: тамошние события опровергли бы его гипотезу лишь в том
случае, если бы там была создана новая идеология и политическая
система, альтернативная либерально демократии (см. World Link; 1996).
Тем не менее, Фукуяма все-таки признает существование одного
серьезного идеологического соперника: “Я полагаю, что самый
серьезный соперник появляется в настоящее время в Азии”;
“патерналистский азиатский авторитаризм в какой-то своей форме
