Вообще спокойная грусть, не похожая ни на бесплодную тоску наших романических героев, ни на горькое отчаяние, заливаемое часто разгулом, но тем не менее тяжелая и сжимающая сердце, составляет постоянный элемент стихотворений Шевченка. Как вообще в малороссийской поэзии, грусть эта имеет созерцательный характер, переходит часто в вопрос, в думу. Но это не рефлексия, это движение не головное, а прямо выливающееся из сердца. Оттого оно не охлаждает теплоты чувства, не ослабляет его, а только делает его сознательнее, яснее, – и оттого, конечно, еще тяжелее. Вот размышление поэта по поводу оскорблений, которых натерпелась в селе Катерина, родивши сына:
Отаке-то на сiм свiтi
Роблять людям люди!
Того в'яжуть, того рiжуть,
Той сам себе губить…
А за вiщо? Святий знае!
Свiт, бачся, широкий,
Та нема де прихилитись
В свiтi одиноким.
Тому доля запродала
Од краю до краю,
А другому оставила
Те, де заховають.
Де ж тi люди, де ж тi добрi,
Що серце збиралось
З ними жити, iх любити?
Пропали, пропали!
В таком роде постоянно бывают думы поэта. Мы не берем на себя оценки и указания всех поэтических достоинств Шевченка; мы указываем только на некоторые стороны его произведений, могущие и в великоруссах, мало знакомых с Малороссией, как мы, пробудить сочувствие. Поэтому мы и берем более общие вещи, такие мысли и чувства, которые, будучи народно-украинскими, понятны и близки, однако, всякому, кто не совсем извратил в себе лучшие человеческие инстинкты. Думаем, что маленькие разницы малороссийского наречия от русского не помешали читателям понять наши выписки{8}.
