Вся реальность – это реальность памяти.... Как в «Синей птице» возникает образ бабушки – реальной в ощущении полуреальной в зрительной памяти: Миша был слишком мал, когда ее не стало. Но на ней знакомое домашнее облаченье. И делает она то, что положено ей по Судьбе – касается детей. Такой она и запомнилась художнику. И это было его последним впечатлением от детства.
Брат Володя – отчетливее, реальнее. Себя художник представляет в детском высоком стульчике – довоенная атрибутика. Слева на стене фото мамы с папой, справа фото бабушки с дедушкой, между ними братья. Картина так и названа: «Братья». В ней что-то от фотографии НА ПАМЯТЬ.
Но: рука Володи на спинке стула, собственно, из нее состоит спинка-дуга, и начинается она, рука где-то не там, где положено, а со спины. Словно и не его рука.
Эта рука решает работу. О ней можно говорить бесконечно (о ней и говорили на протяжении всей выставки), с нее можно начинать диссертацию о реальности и ирреальности в искусстве. Ее можно трактовать: что хотел сказать автор? И предполагать, гадать, доказывать...
Миша ничего этого не слышит. И вряд ли бы он сказал что-то еще, кроме того, что уже сказано в работе «Братья». Но, быть может, он согласился бы со словами совсем молодого человека (нам показалось, он студент-дирижер), словами о том, что если бы нужно было все объяснять, не было бы ни музыки, ни живописи, ни театра, а были бы слова объяснений.
Есть на свете сонаты Шуберта с реальной болью о духовных идеалах, и есть на свете Шостакович, по которому будут изучать 20-й век как цепь реальных трагедий.
Мне кажется, что эти работы в их ключе. Слушайте и смотрите.
Все. Меня работы потрясают.
«Бабушка» – настоящий симфонизм цвета: теплые-теплые фигуры на фоне холодной серо-голубой стены. Это – шедевр. И ритм, и пластика, подлинно полифоническое произведение.
А «Братья» – вообще, это удивительно: это живопись, но глаза закрываешь – и послевкусие, как от графики. С одним красным пятном. Но мышление художника симфонично. Иногда кажется, что набросок – это затакт к серьезному монументальному произведению и в наброске – зерно симфонии, как и случается в вступлениях к крупным произведениям.
А вообще, смотрите, смотрите...
Вышесказанное хотелось бы взять в кавычки, но не могу: это не цитата, а воспроизведение по памяти. Так или почти так говорили на выставке, куда пришли... кто только не пришел. И художники, и музыканты, и натурщики... да кто хотел, тот и пришел, Миша был бы счастлив.
