– Ты не знаешь, где можно раздобыть старую швейную машину "Зингер"? Но непременно ножную.
Я не знаю, существует ли в природе та камера, которую Сурен совершенствовал долгие годы, применяя для этого привод от ножной швейной машины? И если существует, связано ли ее название с именем Шахбазяна? Как, например, название камеры "Конвас", что состоит из первых слогов фамилий ее изобретателей. Сегодня никого не интересует "Конвас" – это уже архаика – речь лишь о традиции.
Вот для чего Сурену "Зингер". И подсолнечное масло.
– Ты представляешь, – скажет он вскоре, когда наступят тяжелые времена, – ты представляешь их лица, – он подчеркивает это самое "их", – когда в доме не найдут ничего, кроме нескольких выпотрошенных швейных машин "Зингер", баночки с "Вегетой" на кухне, и даже подсолнечного масла не найдут. "Они" будут очень озадачены. Потрошитель швейных машин, скажут, – а потом, словно стряхнул с себя игривый тон, – не скажут, не скажут. Не надо упрощать, они не дураки и прекрасно всё знают. Будут искать улики. Какие? Кино, конечно. Спрячь это, и подальше.
Сурен держит банки с кинопленкой. Это "Саят Нова" ("Цвет граната"). Теперь, через десятилетия, это признанный мировой шедевр, получивший множество международных премий. За операторскую работу – особо. А тогда – улика. Фильм опального режиссера, зэка Параджанова. И оператора Шахбазяна, не зэка, но не слишком лояльного.
– Спрячь, – говорит Сурен, – это первый вариант фильма, не принятый Госкино, его даже в Белых Столбах, в "Госфильмофонде", нет. Там, кажется, только прокатная копия.
Так и пролежал фильм на антресолях все четыре года, пока Параджанов был в зоне. Сурен забрал коробки, когда Сергей вышел на волю.
Сергей говорил: "У Сурена библейское лицо".
Однажды мы увидели его иным. Впрочем, может быть, и у "библейского лица" бывает выражение растерянности.
Он переступил порог и уронил какие-то бумаги, что нес с собой. Пока поднимал бумаги, снял и уронил пальто, потом что-то со стола... Сурен – не Сурен.
– Сбежал, – говорит, – со студийного собрания. Не выдержал... Страх и стыд... Собрались, чтобы обсудить ? ... осудить?.. отречься?.. предать анафеме?.. Параджанова. Самые близкие отреклись первыми. Сдали. Вынесли на блюде. Эти, – Сурен ткнул пальцем вверх, – боссы, даже они не ожидали. Пришли убеждать, а тут всё без них пошло-покатилось. Они были удивлены и даже смущены. А один, самый близкий, предложил убрать Сергея из титров, чтобы сохранить список. Свою фамилию, конечно, в первую очередь. Я не смог больше быть там.
