, разве не нужно политическим ораторам этой страны при обсуждении бюджета театров во что бы то ни стало трое суток подряд ломать копья, защищая Корнеля и Расина, воюя против бог знает кого, да так, что в разгаре сих литературных баталий то один из них, то другой по уши увязает в болоте грубейших языковых ошибок?
О да, все это важно, и все-таки мы полагаем, что есть на свете кое-что поважнее.
Что сказала бы палата, если бы в ходе пустых споров, которые так часто оппозиция навязывает правительству и правительство – оппозиции, вдруг кто-нибудь, с депутатской ли скамьи или с трибуны для публики – неважно откуда, поднялся и произнес бы вот эти суровые слова:
– Помолчите-ка вы, кто бы вы ни были, вы, кто держит здесь речи, помолчите-ка! Вы полагаете, что вам известны все жгучие вопросы. Вы жестоко ошибаетесь.
Я скажу вам о самом жгучем вопросе. Около года тому назад в Памье правосудие искромсало некоего мужчину складным ножом[63], в Дижоне оно недавно оторвало голову женщины от туловища; в Париже, у заставы Сен-Жак, оно совершает тайные казни.
Вот это действительно жгучий вопрос. Займитесь-ка им!
А препираться друг с другом и спорить о том, какие пуговицы нужно пришивать к мундирам национальной гвардии – белые или желтые, – и о том, какая формулировка лучше – «уверенность» или «убежденность», – вы сможете и потом.
Господа депутаты, сидящие на центральных и на крайних скамьях, большая часть народа страдает!
Провозглашаете ли вы республику или монархию, народ равно страдает, это неоспоримо.
Он страдает от голода, он страдает от холода. Нужда ввергает его в бездны порока или преступлений – в зависимости от пола. Сострадайте народу, у которого каторжные тюрьмы отбирают сынов, а дома терпимости – дочерей. У вас и так достаточно каторжан, у вас и так достаточно проституток.
О чем свидетельствуют обе эти язвы?
О дурной крови в организме общества.
Вы собрались на консилиум у изголовья больного; займитесь этим недугом.
Вы не умеете лечить его, этот недуг. Изучите его как следует. Если даже вы и издаете законы, то это не более как уловки и полумеры. Половина ваших уложений строится на рутине, к другой вы пробираетесь ощупью.
Выжигание клейма на теле арестанта только растравляло раны. Эта безрассудная мера на всю жизнь приковывала его к преступлению, создавая из них двух сотоварищей, двух друзей, слившихся воедино!
Каторга – это нелепый пластырь, возвращающий телу дурную кровь, которую он вытягивает, и еще более портящий ее. Смертная казнь – это варварская ампутация.
