Холмы Морей превратив в пожар,
Садится медленно багровый шар;
Нет, здесь не Север, где обвит он мглой,
Здесь блеск неомраченный и живой!
И желтый луч, пронзая глубину,
Сверкает сквозь зеленую волну.
Эгинских скал позолотив хребет,
Бог радости последний шлет привет;
В родной стране он длит конец зари,
Хоть здесь его разбиты алтари.
Уж тени гор бросают длинный клин
На твой залив, суровый Саламин!
Их арок голубых далекий ряд
Багрянцем зажигает жаркий взгляд,
И краской нежной, видною чуть-чуть,
Бог отмечает свой веселый путь,
Покуда, мрак раскинув в ширину,
За скат Дельфийский не сойдет ко сну.
В такой же вечер так же цвел закат,
Когда – Афины! – умирал Сократ.
О, как была страшна ночная тень,
Кончавшая его последний день!
О нет! о нет еще!.. и день не гас,
И долго длился драгоценный час.
Но что лучи тому, чей меркнет взор?
Ему безрадостно сверканье гор.
Заря казалась скудна и тускла,
А прежде Феб не хмурил здесь чела.
Еще он не зашел за Киферон,
А кубок с ядом был уж осушен. —
Бесстрашно тот покинул мир земной,
Кто жил и умер, как никто иной.
Чу! над Гиметом, высока, светла,
Царица ночи медленно взошла.
Предвестник бурь – туманное кольцо —
Не закрывал ей дивное лицо;
Колонна возносила в лунный хмель
Свою сверкающую капитель
[46],
И, словно разлитой дрожащий свет,
Серп воссиял, венчая минарет.
Густые рощи трепетных олив,
Там, где Кефис струится, говорлив,
Печальный, черный кипарис, мечеть
И над киоском блещущая медь,
И пальма, чей таинственный шатер
На храм Тезея тени распростер, —
Все чар полно и взоры все влечет,
И лишь бесчувственный здесь не вздохнет.
Не о тебе пою, но мысль с тобой!
Увидев моря твоего прибой,
Как имя я твое не назову?
Как не отдамся снова волшебству?
Афины! Солнца твоего заход
Кто видел раз, уж не забудет тот.
И сердцем сквозь пространство и года
К Цикладам я прикован навсегда.
Но не чужда героям ты моим:
Конрадов остров прежде был твоим,
Тебе его с свободой возвратим!
Закат потух. Последние лучи
Истаяли, и мечется в ночи
Медоры сердце, – третий день минул.
И нет его! ее он обманул!
А ветер слаб, и ласков моря гул.
Вернулся бриг Ансельмо; ничего
Они не знали о судьбе его.
Когда б Конрад – о, если бы он знал! —
Один вот этот парус подождал!
Поднялся сильный бриз. Весь день вдали
