«Я, может быть, очень был бы рад умереть» | страница 69



– Какая Клара?…

– Твоя жена, чёрт возьми, он даже не помнит, как зовут его жену! Я скажу ей, что ты уже вышел и идёшь домой. А ты Штырь, теперь что с тобой, ты тоже собрался хныкать?!

– Нет, я нет!

– Я запарился с этими двумя. Господа, извините, конечно, но сегодня этот дом напоминает пристанище рогоносцев!

Я не был. Я задумался. Я не был. Никто меня не видел. Никогда.


У меня есть свой метод. Например, в проклятых снах, в которых она предстаёт одетая в хлопчатобумажном платье, в жёлтых цветущих полях, солнце и аромат, такая яркая и умиротворённая, протягивает мне руку и шепчет:

– Пойдём, всё хорошо, теперь всё хорошо…

Или когда я ложусь в кровать, в полутьме, и свет проникает через щель в жалюзи, и я вижу людей, идущих по потолку, маленьких, как в кино, но вверх ногами, потому что отверстие у жалюзи работает как диафрагма и проекционная линза, и вдруг всё моё тело оказывается полностью парализованным, я даже не могу пошевелить пальцем и начинаю слышать сирены скорой помощи, но теперь они не на улице, они в моей голове, тревожная сирена с разноцветными вспышками у меня в мозгу, я пытаюсь позвать на помощь, но даже мой голос парализован, слышу свой голос сдавленным, он даже не доходит до рта, какое-то жуткое хрюканье свиньи, я не сплю, но я и не проснулся.

Или когда я залезаю в кровать, а она начинает таять в середине, так что я тону как горячий камень на снегу, и касаюсь кончиками пальцев мягкого красного бархата, который сводит зубы, и продолжаю падать через три этажа своего дома, касаясь также большой рамы зеркала из позолоченного дерева, в этом бдении я погружаюсь во тьму земли.

Или однажды я просыпаюсь беспокойным и обнаруживаю худосочного типа, сидящего у меня на кровати и это я, вижу себя самого смотрящего на себя, с довольно неприветливым видом, саркастического и с полными злости глазами, сидя на краю кровати, я качаю головой на себя лежащего, никогда не думал, что увижу кого-то, наслаждающегося моей худосочной фигурой, ещё меньше себя самого, мы не должны терять способность смеяться над собой, но есть пределы.

Есть пределы, ты должен согласиться.

В эти ночи, дни и утра, когда я размышляю, никто этого не видит, я – осторожный лунатик и не оставляю следов, ты осторожный лунатик и не оставляешь следов, даже на подушке, потому что с опытом ты научился думать в замкнутом круге: слёзы текут вместе, стекают по носовым пазухам и возвращаются через рот, как те декоративные фонтаны с внутренним двигателем, которые мы видим в городах.