«Я, может быть, очень был бы рад умереть» | страница 58



Нам всем не понравился этот тон, никто никогда не замечал за Ниндзей особой щепетильности. Но теперь, даже поедая эмпанаду, он был взбешён, укусил первый раз и пришёл в ярость, потому что у него больше не было целого пирога.

– Наказать? Кого? Ты что сделал?!

Как раз тогда девочки заметили отсутствие Стрижа – прекрасный юноша с истинной художественной чувствительностью, выпив, он расслаблялся и терял чувство меры. Так что Ниндзя расставил ему романтическую ловушку, и, если ему верить, всё началось хорошо, но в итоге он его трахнул в густых кустах, рядом с гнездом уток. Но вот что я говорю:

– Голубцы ленивые не значит пассивные.

Через некоторое время, один, видя, что его будущее ускользает за горизонт, как те синие горы на равнине, Ниндзя углубил своё понятие «наказания»,

– Надо наказать и других,

Расширяя его до девчонок из нашей компании. Он вызывал страх и боль, как будто бы в ту ночь мы праздновали (так рано!), конец нашей молодости. Это была настоящая катастрофа, есть трагедии, которые оставляют шрамы и другие, от которых не спрятаться.

Ниндзя, помимо Азинейры, был единственным подлинным (который ты знал) случаем delirium tremens белой горячки, и он также видел, как твоё лицо превращалось в зелёную слизь.

– Посмотри на свой нос. Ты растаял, не скажешь, почему?

Вполне возможно, что изъятие алкоголя в этом городе среди юных пьянчуг следует галлюцинаторному образцу.

* * *

Фантастическое соблазнение червя

Всамом сердце сада ду Корредор, в ста метрах над гнездом уток, в полутени у каменных скамеек: барельеф с худосочным усатым лицом и подпись:

Книга в твоих руках – творение пустое,
Просто грубый лист, стих наугад,
Я создал его на улице, глядя в море людское,
Я записал его дома, мне в душу глаза глядят.

Ты думаешь о нём.

Ты должен был здесь пройти. Один из прославленных страдальцев Португалии. Он умер от туберкулёза в 24 года, на чердаке Байру Алту, более века назад. Он отправился в Лиссабон, чтобы учиться, писать, умереть и быть похороненным в братской могиле, а в Лиссабон вернулся спустя полвека знаменитым, дав своё имя улице в районе Алваладе: Поэт Дуру, Мятущийся. Когда его так назвали в одной местной газете, он обиделся, но позже согласился, когда уже умирал и писал, ведомый только страстью смерти.

Он смешивал «Детские тела» и «лилии в саду», а ещё «тела убийц – личинки на свалке/Всё та же скверность, одна трясина в конце!»

Представляешь, каково жить тут в XIX веке, ходить вниз и вверх по этим улицам… (фабрики уже существовали, ровно как и такой же талант для прозвищ и настоящих имён – Железная Рука, Ангельский Лик, Чучело, Няша), более ста лет назад было непросто.