Человеком он был среднего роста с черными слегка вьющимися волосами. Считал себя очень религиозным. Исповедовал Иосиф талмудический иудаизм. Так как мама его была иудейка, то купчина так же считался иудеем и, будучи обрезанным, на 8-й день своим дедом раввином был допущен до всех таинств этой религии. По отцу он считался хазарином, так что для всех он был хазарином, ну а для себя и для иудейской общины иудеем. Еще с раннего детства воспитанием его занимался дед-раввин, который обучил его наряду с Торой всем премудростям талмуда. Отец его не возражал такому обучению и уже к юношескому возрасту, вместе с учением он впитал в себя глубокую ненависть и потребительское отношение ко всем гоям и ощущение гонимости своего племени. Все, кроме его братьев по вере стали для юноши чужими, и в зависимости от силы этих чужих сформировался и стиль поведения. Если гой был, слаб — его нужно было безжалостно использовать, ну а если силен и мог ответить за такое отношение, значит перед ним нужно заискивать и действовать хитростью, по крайней мере, до поры до времени. Все эти убеждения были подкреплены цитатами из священных писаний особливо Мишны и Галаты, а так же «Второзакония», которые были его настольными книгами.
Только ими он оправдывал себя, когда человеческая совесть еще пыталась сопротивляться. В эти моменты он сразу вспоминал слова великого пророка Исайи (60.11–12.)
«И будут отверсты врата твои, не будут затворяться ни днём, ни ночью, чтобы приносимо было к тебе достояние народов, и приводимы были цари их. Ибо народы и царства, которые не захотят служить тебе, погибнут, и такие народы совершенно истребятся».
И в этот момент ощущение исключительности и гордости подкатывало к нему, заглушая все муки совести. Когда же приходилось иметь дело с выдачей денег под процент, он строго следовал наставлениям Второзакония 23.19-20.
Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что можно отдавать в рост.
Иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост, чтобы Господь Бог твой благословил тебя во всём, что делается руками твоими на земле, в которую ты идешь, что бы овладеть ею.
В эти мгновения, когда он вспоминал эти строки, особое ощущение исключительности наполняло всю его сущность. Он ощущал себя богоизбранным, каким-то особым. Всех же остальных жителей, не иудеев, он считал просто животными, из которых ему и его братьям необходимо извлекать как можно больше прибыли и эксплуатировать их. Тексты же талмудов только усиливали в нем убеждение в его полной исключительности. И они же учили его держать все это в тайне. Особливо, если это грозило ему и его братьям какой-то опасностью. Всему этому он не просто формально строго следовал, но следовал с каким-то особым упоением. Но, порой, видя жестокие страдания других людей, особенно когда приходилось массово продавать пленников большинство, из которых были женщины и дети, что-то внутри его ломалось и тогда, он особенно остро чувствовал всю несправедливость того, что происходит в мире, несправедливость всех этих писаний и учений. Такое бывало, когда набег кочевников, на какой ни будь поселок, завершался удачей, и удавалось захватить множество беззащитных людей. В такие моменты он ходил к раввину, который долго читал ему писания, избавляя Иосифа от мук совести. Потом постепенно все приходило в норму. Воспитание, советы иудейских мудрецов и время все лечили.
