Дедушка только кряхтел и все уговаривал бабушку говорить потише: «Неровен час — внучек проснется!..»
«А я и так не сплю, все слышу!» — чуть не вырвалось у Мишки, но что-то все-таки заставило его промолчать. Шепот внизу не утихал, только Мишка, отодвинувшись от края печки, уже не вслушивался в причитания бабушки, а мучительно размышлял над услышанным. «О какой семье шла речь? Кому позор на седую голову? Какая «сама» вернется, чтобы сунуть голову в петлю?» Так ни до чего и не додумавшись, Мишка заснул, но тревожное ощущение чего-то страшного и неотвратимого не прошло и утром.
А через несколько дней после этого ночного разговора в сенях послышался приглушенный бабушкин вскрик, ее сердитый приказ снять что-то, что — Мишка не расслышал, грохот упавшего ведра, и в комнату ввалился в заиндевевшей шапке и полушубке... отец! Живой, невредимый, с красным от мороза лицом и... веселый!
«Разве можно быть веселым сейчас? Война же идет, и мамы нету!» — первое, что пришло Мишке в голову, но сказать этого он не успел. Радость встречи бросила его к отцу, заставила заплакать горькими, почти мужскими слезами, которые копил в себе мальчик все эти месяцы, равные по случившемуся большим и лихим годам.
Отец молчал, тяжело дыша, гладил Мишку по голове шишковатой от мозолей ладонью и, прижимая сына к себе, не давал ему поднять лицо. Может быть, он не хотел, чтобы Мишка видел его глаза? Может быть, он прятал от Мишки свои слезы? Или прятал что-то другое, что было в отцовских глазах именно тогда, а не минутой позже, когда отец, легонько отстранив сына, как был, в полушубке, опустился на скамью, с силой хлестнув шапкой по столу.
— Ты что же, дорогой зятек, на минутку заскочил? Али по теперяшним порядкам в домах не положено раздеваться? — раздался чужой, незнакомый голос, и Мишка даже вздрогнул от неожиданности: оказывается, это спрашивал дедушка, глядевший куда-то в сторону, в стену, мимо отца и Мишки.
Отец только крутнул рукой над столом, будто котел что-то сказать и не решился, поднялся, стал нахлобучивать шапку.
— Не горюй, сынок! — снова привлек он Мишку к себе. — Все хорошо будет, вот посмотришь! Держи, как говорится, хвост морковкой! Или его сейчас пистолетом держать больше с руки? А? Как ты думаешь, сынок? — И, не ожидая ответа, повторил. — Все хорошо будет, надо только потерпеть маленько! Ну, родичи, бывайте! — и громко чмокнул Мишку в голову.
— «Все хорошо будет!» — с сердцем повторила до того молчавшая бабушка, когда за отцом хлопнула дверь. — Уж куда лучше! А ты чего уши развесил? — набросилась она на Мишку, и тот, обидчиво поджав задрожавшие губы, полез на печку.
