— Ты почему это ни вчера, ни сегодня не пришёл на утятник? — строго спросила Таня.
— А тебе что за дело? — грубо ответил Витя и дёрнул локтем:
— Отпусти!
— Не отпущу! Садись! — Таня с силой потянула Витю вниз, и он невольно опустился на траву. Сама села рядом. — Ну, отвечай! Почему не пришёл на участок?
— Чего ты ко мне привязалась? Я в утятник никогда больше не приду!
— Хорошо придумал — нечего сказать! Как же ты смеешь на работу не выходить? Всё звено подводишь!
— Будто без меня не справитесь. На утках, что меня нет, не отразится.
— Зато на тебе самом отразится!
— А мне уже всё равно… Как я могу туда пойти? Когда я весь опозоренный!
— Сам виноват! Не корчил бы из себя индиви… как Глаша говорила? Индиви-дуа-листа, вспомнила! Так ничего бы и не было. Тебе за дело выговор дали. А теперь исправляйся! А как тебе исправиться, если ты на работу не приходишь? Ну, подумай сам! Ведь сбежишь из звена, тебе ещё хуже будет.
— Хуже некуда. Ещё и при профессоре это всё… Срам такой — хоть на свете не живи!
— Что значит «хоть на свете не живи»? — спокойно сказала Таня. — Ведь жить-то придётся. Не вешаться же тебе.
Витя испуганно на неё покосился.
— Ты, Витя, не идиот, поэтому не повесишься. Ты, наоборот, умный. Мы все считали тебя очень умным, Витя; ты такой начитанный. Я и теперь тебя дураком не считаю, хоть и вёл ты себя погано и глупо. И нечего надуваться, как индюк! Я правду говорю. Выходи завтра на работу, — слышишь? Работай хорошенько! Не инди… ну, это самое. И осенью выговор с тебя снимут.
— Да разве только выговор меня уничтожает? — вдруг плаксиво заговорил Витя. — Ничего ты не понимаешь! Такое со мной случилось… — Он шмыгнул носом.
Таня насторожилась:
— Что же с тобой ещё случилось?
Витя помолчал. Потом сказал:
— Я вообще убегу отсюда! К дяде уеду. Он в Серпухове живёт. Мамин брат.
— Дезертиром будешь, если уедешь! — отрезала Таня. — А случилось-то с тобой что? Кроме выговора…
— И как тебе с таким… опозоренным, как я, разговаривать не тошно?
— Не кривляйся, Витька! И не заговаривай зубы! Если б меня тошнило, я бы плевалась, а я же не плююсь.
— Дура! — выпалил Витя.
Притаившаяся в сторонке за кустами Света подумала:
«Сейчас Таня обидится и тоже его как-нибудь обругает».
Но Таня вдруг заявила спокойно:
— Можешь ещё!
— Что ещё? — с недоумением спросил Витя.
— Можешь ещё меня обругать, если от этого тебе легче.
Витя скривился:
— A-а, понимаю… Ты меня настолько презираешь, что тебе даже всё равно, если я тебя обругал. Мол, от последнего человека слышу, так не всё ли равно?
