— Зачем, зачем именно сегодня я уехала? — всхлипывая, твердила Нина. — Могла бы и в другой день! Я бы сумела живо всех утят собрать в загоны, не погибло бы столько!
— Ну, перестань! Слезами горю не поможешь. Ураган налетел так внезапно, что никто его не мог ожидать.
А Света лишний раз подивилась про себя, что Нина Сергеева — депутат. Поглядишь — так просто ревущая девчонка, и больше ничего.
В Таниной избе Таня, Света и Нюра-шестиклассница сидели на лавке возле русской печки, у самого жерла. Заслонки были прикрыты, но неплотно, и девочки с тревогой на них поглядывали.
Нюра потянулась к заслонкам:
— Посмотрю, как они.
Таня удержала её за руку.
— Подожди! Пусть погреются.
— А не душно им там? — спросила Света.
— Боишься, что спекутся? — усмехнулась Нюра.
Таня покосилась на неё с упрёком:
— Если б у вас в саду яблоки посбивало, яблони поломались, было бы тебе смешно?
— А у нас и так две яблоньки поломало ураганом. Ветки попадали вместе с яблочками. Незрелыми ещё, зелёными. Жалко, конечно. Но мы не тужим.
— Таня, не душно им там? — обеспокоенно повторила Света.
— Нет, нет, не беспокойся! Там не душно и не жарко. Вытопили немного. Под только тёплый, — не горячий. И мы ведь недалеко их засунули. Близенько на тряпку положили.
— Кря-кря! — Диночка будто подтвердила Танины слова.
Белая уточка весело расхаживала под ногами у девочек. Временами подходила к плошке и зарывалась носом в кашу.
— Чем огорчаться, так она веселится! — вздохнула Таня. — Ну, никакого сочувствия к своим… родственникам, можно сказать. Живёшь ты, Динка, как помещица. Тунеядка!
— Яйца не несёт? — деловито спросила Нюра.
— Нести яйца она ещё слишком молодая.
Света засмеялась: к Диночке слово «молодая» отчего-то совсем не подходило.
Какой-то слабый звук донёсся из печки, не то кряк, не то писк. Девочки замерли. Таня, тихонько вскрикнув, осторожно открыла заслонку и заглянула в печь.
— Только не кричать! — зашептала она взволнованно.
Посторонилась с торжествующим видом. И Света с Нюрой, теснясь, придвинулись к отверстию. Двумя руками Света зажала себе рот, чтобы не завопить от радости.
Один утёнок сидел на тряпке и разевал клюв. Другой, лёжа на боку, приподнимал головку. Ещё четверо шевелились. Шесть утят сушились в Таниной печке, и все они постепенно оживали. А ведь, когда укладывали их на под, у всех висели шеи, головы болтались как тряпочки.
— «Десятка» совсем на ноги встала! — Таня сияла. — «Шестьдесят шестой» подымается. Сейчас буду их поить понемножку. Вот «Девятнадцатый» плохой… — Она достала из печки одного утёнка, положила его себе на колени, закутала подолом, нагнулась и подышала ему на головку. Утёнок оставался неподвижным. Однако чёрные глазки у него мерцали довольно шустро.
