«Ну, теперь не уйдёт! — с невесёлым удовлетворением подумал Сенька. — Поревёт и спать ляжет».
Стараясь не греметь, чтобы не привлекать к себе лишний раз внимание матери, он пошарил ухватом в печке, вытянул на шесток чугун с остатками вчерашней каши. Думал: придёт мать с работы — чего-нибудь наварит, а она вон какая явилась… Хлеб и тот чёрствый. Забыла мать купить и ему забыла оставить денег на хлеб.
— Кур кормила? — заглядывая в чугун, где каши осталось на донышке, деловито спросил Сенька всхлипывающую мать.
— Кур! Куриц он больше жалеет, чем мать родную!
— Не больше! — сердито отозвался Сенька. — А куры тоже живые.
Мать он жалел. И даже очень. Не маленький, понимает, что жизнь у мамки, и правда, получилась неудачная. Сенькин отец — как видно, высокий и некрасивый, потому что на небольшую, ладно скроенную мать долговязый Сенька совсем не был похож — обманул мать, бросил её. Но было это лет двенадцать назад, давно пора плюнуть на обманщика, забыть о нём, а не растравлять себе душу жалобами. И уж, во всяком случае, не утешаться водкой. Сенька вырастет — капли в рот не возьмёт этой мерзости, из-за которой только люди смеются.
Поев каши, Сенька выскреб в миску ошмётки, добавил немного дроблёного овса, перемешал. Потом вышел на двор и скликал десяток кур — всё их с матерью богатство.
Швыряя горстями корм, он строго прикрикивал:
— Не толкайтесь! Всем хватит! Пеструха, отойди, жадина, другим тоже оставь!
Единственное, что делал Сенька по хозяйству, это следил, чтобы не голодали куры. Ему и тошно было, что в избе запущено, грязно — побелить мать всё только собирается, — и не тянуло самому навести хоть какой-то порядок. Трезвая мать непременно обругает, что всё сделано не так, пьяная вообще не заметит. Так к чему стараться, тратить время?
Сенька рассчитывал, накормив кур, удрать в одно хорошее, только ему известное место, куда он часто спасался от материных жалоб на злодейку-судьбу и от всех неурядиц домашней жизни. И он уже трусил по дороге, вздымая босыми пятками столбики пыли, не обращая внимания на сильный ветер, молнии и начавшийся дождь. Но вдруг хлынул ливень — настоящий потоп, а потом посыпался град.
«Утята! — вместе с полыхнувшей перед глазами молнией сверкнула в Сенькиной голове мысль. — Для них ливень с градом погибель. Жалко утят! И девчонки, Таня особенно, реветь будут, если утят побьёт».
Сенька помчался в утиный лагерь.
Когда он подбежал к озеру со стороны главного «взрослого» участка, тысячи уток бились на воде. Их захлёстывало волнами, они не могли выплыть на берег. Терпели утята бедствие и близко от берега, и почти на середине озера, возле заградительной сетки. И вдруг белые подвижные пятна появились там, куда и не полагалось утятам заплывать. Целой оравой хлынули утята за сетку.
