— Ну как вы можете, как вам не стыдно рассуждать так спокойно, когда вся душа переворачивается от ужаса! — с негодованием прервала его одна пожилая, тоже заезжая в это село, дама. — Мне нет дела до ваших эволюций, когда тысячи людей умирают в страшных мучениях или остаются всю жизнь с испорченными легкими, проклиная свое существование! Я буду так же возмущаться, как возмущались и средневековые рыцари, когда этот проклятый — немецкий же — монах выдумал свой порох… Надо же положить предел этой адской изобретательности!
— Вы его положите только тогда, когда положите предел самим войнам!..
Однако в такой момент всеобщего негодования никто не был способен слушать философские рассуждения, и даже неожиданное вмешательство вошедшей кухарки, испугавшейся, как бы ядовитые газы войны не долетели до нас и не испортили всего урожая, не развеселило публику.
Возмущение всех присутствовавших, росшее по мере того, как шел спор, достигло наконец до такой степени, что всякое серьезное обсуждение предмета стало невозможным из-за разгоревшихся страстей.
Когда я отправился домой и шел по опушке леса, вдыхая в себя аромат распускавшихся цветов, в ушах еще звенело от страстных выкриков и гневных выпадок против немцев, где справедливое перемешивалось с несправедливым и спорщики требовали их полного изгнания из Европы.
Мне стал понятен и тот психический процесс в народных массах, который делает их по временам способными на необузданные выступления. И, как неизбежная реакция против него, стал понятен и инстинктивный порыв, который заставил одну знакомую мне девушку-курсистку, выросшую в России и почти забывшую о своем немецком происхождении, вдруг объявить себя немкою.
— Но ведь в начале войны вы же сами считали себя не немкой, а русской? — говорили ей подруги.
— Прежде было другое. Тогда и вы не отличали русских немцев от себя.
Вышло то же, что и с евреями, при последнем взрыве антисемитизма…
«Да, — думалось мне дорогой, — кухарка была права! Ядовитые газы войны донеслись и в глубину России и отравили души миллионов ее обывателей… И сколько десятков лет пройдет прежде, чем исчезнут последние следы этой отравы!..»
Отрывок III. Война как один из факторов психологической и общественной эволюции человечества
(Мысли в старом деревенском доме под шум дождя за окном. Опыт естественнонаучного объяснения войн)
В год мучительно тяжелый для всякого отзывчивого к чужим страданиям человека, когда небывалая по своим размерам и ужасам война прервала почти всю умственную, общественную и литературную деятельность наиболее цивилизованных народов, невольно задаешь себе вопрос: зачем она? Почему правительства народов не могут до сих пор решать своих споров такими же способами, какими они уже давно принудили делать это своих подчиненных, т. е. путем разбирательства посторонним беспристрастным учреждением?
