Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова | страница 29



«Как могли мы забыть все это? — думалось мне с грустью. — Ведь после этого кто может поручиться, что и наши собственные внуки, спасенные от Вильгельма II, не опоэтизируют его?» Кто может после этого поручиться, что в дополнение к напеваемым нами теперь куплетам вроде:

Услышу я конское ржанье,
И пушечный гром и пальбу, —

не появятся популярные баллады со строками:

Увижу я таубе над полем,
Почую удушливый газ…
То он над могилами едет,
Над ним цеппелины летят…

Неужели уроки прошлых поколений так легко забываются живыми их потомками? Неужели наши внуки так же легко отнесутся к нашему теперешнему горю и суровой борьбе, как мы отнеслись к беде наших дедов и горю наших бабушек?

«Нет, — думалось мне, слушая этот романс, — не могу и не хочу этому верить!»

Отрывок II. Ядовитые газы

Весенний ветер шумит зелеными вершинами берез, и белые перистые облака высоко проносятся над ними. Кругом чирикают воробьи, щебечут ласточки, и к ним присоединяется звонкий голос крестьянского мальчика, напевающего вдали какие-то случайно приходящие ему на ум слова и мысли.

Одни звуки аккомпанируют другим, и все вместе сливается в одну общую мелодию природы.

И не верится среди этой весенней мелодии, повсюду звучащей внутри широкой России, что где-то далеко, на ее окраинах, идет кровавый пир торжествующей смерти и голоса весенних птиц заменяются ревом артиллерийских орудий и треском пулеметов, а беззаботные певучие импровизации деревенских детей — мучительными стонами умирающих.

Я возвратился с войны. Я вновь живу в местах, где родился и вырос и куда возвращался каждое лето после городской, спешной и лихорадочной жизни.

Я иду на почту, в село, по тропинке, среди зеленеющих берез, а в уме звучат. строки стихотворения Некрасова:

Надрывается сердце от муки,
Плохо верится в силу добра,
Слыша в мире парящие звуки
Барабанов, цепей, топора.
Но люблю я, весна золотая,
Твой сплошной, чудно смешанный шум.
Ты ликуешь, на миг не смолкая,
Как дитя без заботы и дум.
В обаянии блеска и славы,
Чувству жизни ты вся предана.
Что-то шепчут шелковые травы,
Говорливо струится волна…
Я наслушался шума иного,
Оглушенный, подавленный им,
Мать-природа, иду к тебе снова
Со всегдашним желаньем моим:
Заглуши эту музыку злобы,
Чтоб душа ощутила покой,
И прозревшее око могло бы
Насладиться твоей красотой!..

Но далекие звуки смерти не заглушаются шепотом листвы и бегущими над вершинами деревьев многочисленными перистыми облаками. Нет! Их снежно-белые узкие ответвления напоминают мне теперь выветрившиеся скелеты убитых полчищ, несущиеся в свои родные края. И я знаю, что никакими усилиями уже нельзя прекратить начавшейся войны раньше, чем она дойдет до своего естественного конца и вспыхнувший огонь пожрет весь накопившийся горючий материал.