Улыбка прощальная ; Рябиновая Гряда [повести] | страница 67

Ни разу я не видела ее вместе с мужем. Кажется, она и дома-то бывала только поневоле, чтобы поесть и ночь провести. Да если занепогодит.

Володька сквозь зубы цедил про нее:

— Артистка.

Заходило солнце. Лариса Аркадьевна оттолкнула лодку и стала неумело буровить веслами. Наверно, ей хотелось плыть по огненной закатной полосе и никак не удавалось. Увидела меня на краю пригорка, помахала рукой.

— Девочка, поедем кататься!

Я сбежала вниз, подождала, пока она кой-как прибилась к берегу, подтянула лодку и сказала, что на весла я сяду сама. По моим первым же взмахам Лариса Аркадьевна угадала опытную весельщицу, захлопала в ладоши от восторга и уж только командовала с кормы:

— На ту церквушку. Ой, какая ты сильная! Тебя как зовут?

— Таней.

Лариса Аркадьевна вскинула голову, сложила у подбородка ладони и торжественно, как со сцены, проговорила:

— Итак, она звалась Татьяной.

— Только не Лариной, — поправила я.

Она подняла брови и серьезно поглядела на меня:

— О! Да мы образованные! В каком классе?

— Ни в каком. В начальную походила немножко.

— Шутишь. А «Онегин»?

Я объяснила ей, что пятеро моих братьев читали его вслух, учили наизусть, вот и запомнилось.

— Запомнилось, — опечаленно повторила она. — Этого мало. Ну-ка скажи, как пишется ключ?

— Если шипящий на конце, — начала я и смутилась. Каверза тут была с мягким знаком, надо его писать или не надо, кто его знает.

— Вот видишь. Ты же неграмотная. Хочешь, займусь с тобой? Завтра же?

От радости я даже весла опустила. Еще бы не хотеть!

— Только… ведь вы не учительница.

— Новость! — Лариса Аркадьевна строго кашлянула и металлическим голосом пригрозила поставить меня в угол, если буду спорить со старшими. — Кто же я, по-твоему?

— Не знаю. Володька говорит, что артистка.

— Час от часу… Это который говорит? Рыжий? Откуда узнал?

— Ниоткуда. Сам выдумал.

— Пожалуйста. Выдумывать позволяю. — Она сделала рукой жест царственного великодушия. — Может выдумать, что я дочь персидского шаха. А пока не пришла вам такая фантазия, считай меня вашей — как это в деревнях говорят? — да, шабренкой. И зови просто Ларой. Терпеть не могу отчества. Скажут: Аркадьевна, сразу чувствую себя старухой. Слышишь? Ларой зови. И говори: ты. Ладно?

Чудная! Не успели познакомиться и — нате, будто вместе росли. Ну, если так хочет… Мысленно я говорю ей ты и зову Ларой. Не получается. Лара все-таки старше меня.

Вблизи она вовсе не такая красивая, как издали. Персиянкой даже выдумщик Володька ее не назовет. Что ни на есть русская. Лицо круглое, какие в деревнях и в Кряжовске постоянно встречаются, но изменчиво оно удивительно. Глаза, серо-зеленоватые, русалочьи, то припечалятся, то обдадут тебя озорным блеском. Даже вздернутый носик у нее кажется пуговка, а в иную минуту придает ее лицу такое высокомерие, прямо шемаханская царица какая-то. Еще удивителен у нее голос, гибкий, с печальными грудными нотками.