Улыбка прощальная ; Рябиновая Гряда [повести] | страница 39

— Связали бы их да в острог.

— Видать, не спахнулись. А теперь — лови вчерашний дым. В бегах. К своим дали ходу, в буржуйские земли.

Самым дошлым в политике был у нас Сергей. Первым из моих братьев он стал жить отдельно, поступил на службу в Кряжовске. Домой заявлялся только по праздникам. Придет, с шумом снимет куртку из черной потрескавшейся кожи, на угол с иконами даже не взглянет. Мама всплескивала руками, называла его безбожником.

— Велика ли натуга рукой крест-накрест махнуть!

— Не велика, — баском, со снисходительной улыбкой отвечал Сергей. — Я, мамаша, по моей партийности, религию отвергаю принципиально. Согласно диалектике, это опиум.

Притерпевшись к Сергею, мама потом и на нас махнула рукой: хотите в аду на крючьях висеть, не молитесь, дело ваше. Видно, и у самой вера в эти крючья была не очень тверда. То ли есть они, то ли нет, кто знает, никому оттуда ворочаться не доводилось.

Отец — другое дело. Сергея он тоже не принуждал молиться, когда тот входил или садился обедать Примирился: отрезанный ломоть. Но стоило кому-нибудь из нас прошмыгнуть за стол, не отмахав пятка поклонов, отец брякал кулаком об стол:

— Куда с некрещеным лбом! Окстись иди.

Нехотя лезем, кстимся, истово шепчехм: «Господи, исусе христе…» Тятя, чего доброго, поглядит из-под сивых бровей да еще и ложкой отпечатает по лбу. Правда, от деревянной ложки было не столько боли, сколько обиды и звону, но все-таки…

За столом у нас делалось заметно просторнее. Вторым после Сергея стал жить сам по себе Иван. Работать приткнулся неподалеку, в затоне, такелажем ведать.

На всю неделю уходили учиться в Кряжовск погодки Миша и Паня. Ютились у какой-то старухи, перебивались с хлеба на воду и каждую субботу после уроков бежали домой, на Рябиновую Гряду.

Среди зимы памятного голодного года родилась Проня. Только встала мама на ноги после родов, опять заметалась, — надо было нас чем-то кормить. Отец уехал по делам в Сызрань и пропал: два месяца от него никакой вести. Я качаю ногой зыбку и читаю вслух повесть про удалого Аммалат-бека. Мои слушатели — Володька и Витя — сидят на перекладине между ножками стола. Рыжая голова Володьки на белой скатерти похожа на подсолнух. Слушают они полуоткрыв рты и не сводя с меня глаз.

Сегодня суббота, придут Миша и Паня, а мама только и смогла наскрести муки на одну натирушку. Утром мы ее съели с пустой похлебкой, и больше у нас ни крошки. Мама порылась в сундуке, вынула свой черный кружевной платок с зубчатыми краями, кофту, шитую красным стеклярусом, еще что-то, завязала все в узел и понесла на гору, в Нерядово, не удастся ли обменять на хлеб. Мне наказала подомовничать.