Возле почтового отделения расположена железнодорожная станция. Там работает Микки, старший брат Томми. Он собирает билеты у возвращающихся домой людей, работающих «в городе». В промежутке между прибытиями поездов я часто вижу, как Микки высовывает голову из окна в зале ожидания высоко над Хью-стрит и пытается доплюнуть до противоположной стороны улицы. «Привет, Мик!» – кричу ему я.
Он игнорирует меня, словно я какая-нибудь амеба или другая низшая форма жизни, но до того, как прозвучит сигнал подходящего к платформе поезда, умудряется плюнуть сгустком зеленых соплей мне почти что под ноги. Электрички прибывают каждые пятнадцать минут, но когда изредка по мосту на Стейшен-роуд с шумом проезжает доисторический паровоз, маленький мальчик, живущий в доме № 84, выбегает и, захлебываясь от восторга, смотрит на машину, прославившую Джорджа Стефенсона (создателя парового двигателя, родившегося менее чем в пяти километрах отсюда, являющегося, пожалуй, единственным известным уроженцем этих мест).
Каждое утро пятницы мама отправляет меня под железнодорожный мост купить свежую треску и пикшу у жены рыбака. Тележка, на которой она привозит рыбу с пристани, состоит из грубо сбитого дощатого ящика на колесах от коляски. Женщина заворачивает мокрую блестящую рыбу в старые газеты. У нее грязные ногти, затянутые назад темные волосы с проседью и морщинистое, как топографическая карта, лицо. У нее всего один зуб. Я боюсь этой рыбачки, потому что в моем воображении она представляется злой женой морского чудища, а бьющие хвостами рыбы с открытым ртом – ее жертвами. Поэтому по пятницам я пытаюсь куда-либо сбежать или умоляю маму отправить меня в обычный рыбный магазин, где все рыбы уже мертвы, словно в склепе, и все не так кровожадно.
Я учусь в начальной школе Св. Колумба, расположенной в старом викторианском здании рядом с церковью, где венчались мои родители. Церковь названа в честь безбашенного ирландского монаха, одного из тех, кто обращал местных язычников в христианство в V или VI веке. У этих монахов были серьезные проблемы с головой, и, судя по всему, им нужно было быть отпетыми пропойцами, чтобы уйти из своего монастыря на острове Ионы и пытаться заменить людям Одина и Тора на Господа, проповедующего любовь и готовность подставить вторую щеку. Прошли века, а наши священники все те же сумасшедшие ирландцы, называющие на местном диалекте четвертый день недели Thorsday – днем Тора. Да, в мире все еще есть неизменные вещи…
