Ибо, наряду с другими родами литературы, христиане, конечно, переняли и этот. Уже в одном из древнейших христианских сочинений, так назыв. «Гермасском Пастыре» упоминается имя сивиллы. Конечно, для новых произведений требуются особый поводы, и здесь мотивами является всеобщее возмущение против Рима. Между тем как апокалипсис Иоанна называет грешную империю Вавилоном, христианская сивилла, доведенная до дикой ненависти преследованиями верующих, говорит более откровенно:
Некогда, Рим горделивый, постигнет тебя удар неба.
Склонишь тогда ты главу за много столетий впервые;
Будешь разрушен, и пламя тебя поглотит совершенно.
Все богатства твои исчезнут, развеяны ветром,
Место, где были дворцы, населять станут дикие звери.
Где те боги будут, – из золота, камня иль меди, –
Что спасли бы тебя в этот день? Где решенья
Будут сената?……………………………………
………………………………………………..
Ибо померкнет тогда слава твоих легионов,
Где же твоя будет мощь? Какая в союзе с тобою
Будет страна?…
Подробнее всего христианские сивиллы описывают, конечно, конец мира и мучения грешников в аду. В последнем отношении они близко подходят в родственным их апокалипсисам. Подобно последним, сивиллы говорят о гласе трубном, который раздается с неба в день страшного гуда и пронесется над нечестием грешников и страданиями мира. А чтобы не могли, – как это неоднократно делали греки, – ссылаться на то, что эти изречения сивиллы подделаны, авторы придавали как раз тем стихам, в которых шла речь о последнем суде, форму акростихов, думая этим придать им печать подлинности. Далее очень часто повторяются предсказания о явлении и жизни Христа. Рассказ о благовещении и о рождении Христа отличается известной прелестью. «Она же почувствовала смущение и изумление, когда услышала эти слова, и трепет наполнил ей сердце; все мысли её смешались, сердце сильно забилось при этом необычайном известии. Но скоро радость сменила страх. стыдливая улыбка появилась на её устах, щеки покрылись краской, и прежняя смелость вернулась в ней. Слово же влетело в её тело, с течением времени сделалось плотью и, наполняясь жизнью в утробе матери, приняло образ человека, и так от девы родился мальчик: людям это, конечно, кажется великим чудом, для Бога же Отца и Бога Сына ничто не составляет чуда. И когда дитя появилось на свет, земля радостно приветствовала его, небесный престол наполнился ликованием и возрадовалась вселенная». – С особенной настойчивостью сивилла восстает также против язычников и их идолопоклонства. В этом отношении она представляет верный сколое христианских апологетов, мысли которых у неё постоянно встречаются. «Сам Бог», восклицает она, «установил образ и вид смертного, создал зверей, гадов и птиц. Вы же не чтите и не боитесь Бога, но блуждаете без всякой цели, поклоняетесь змеям, приносите жертвы кошкам и немым идолам, каменным изваяниям людей. И в безбожных капищах сидите вы перед дверьми и не боитесь истинного Бога, который все вспомнит, и ликуете перед нечестивыми камнями, забывая о суде»… Почти социалистический характер придает, далее, сивилла презрительному отношению христиан к жизни среди имущих: «Начало всех бед составляют корысть и неразумие. Господство в мире будет принадлежать жажде золота и серебра, ибо ничего более возвышенного не избрал себе человек, ни блеска солнца, ни неба, ни моря, ни широкой земли, из которой все происходит, ни Бога, создателя всего сущего, ни верности, ни благочестия. Эта жажда – источник безбожия и руководительница порока, вызывающая воины и изгоняющая мир, возбуждающая ненависть детей в родителям и родителей в детям. И ценность брака будет определяться лишь золотом. Земля будет разграничена, стража будет приставлена в морям, которые будут поделены между всеми, владеющими золотом: желая навеки овладеть кормилицей-землей, они разорят бедных и станут угнетать их в чванливости своей. И если бы беспредельная земля не была так далеко от звездного неба, то и свет не светил бы равно для всех людей, но продавался бы на золото лишь богатым, для бедных же Бог должен был бы создать иное существование. К христианам сивилла также обращается с увещаниями; нравственные послания в пастве, находившиеся тогда в большом употреблении, служили ей образцом, и даже в тех случаях, когда пророчица указывает на добрые нравы христиан, то это вовсе не является самовосхвалением: она делает это лишь с целью укрепить христиан в добре. „Мы не должны“, говорится в одной из этих песен, „приближаться в внутренности храмов, приносить жертвы изображениям богов, давать им клятвенные обеты, и украшать их благовонными цветами, светильниками или бесполезными дарами, или возжигать благовония на пылающих алтарях;
