Яростными устами! Если она сама лишь в своих позднейших стихах, имеющих вполне определенный стиль, все снова и снова просит бога, хотя бы о временном отдыхе, если она, будучи лишь услужливым орудием божества, сама не подозревает, что говорит, то эта мысль, хотя она уже и превратилась здесь в пустую традицию, является первоначальной предпосылкой поэзии сивиллы. Платон также выражается, что сивилла говорит, сама не зная что. Таким образом, как в глазах масс, так и в глазах отдельных мыслителей она, является как бы боговдохновенной. Насмешка Аристофана, который потешается над фантастическими изречениями сивиллы, этого не опровергает; ибо над чем не смеялась комедия! В сознании масс сивилла остается прорицательницей мрачных, чреватых грозными событиями истин до самого позднего средневековья.
Так совершает сивилла свои странствования по земле и привлекает к себе одну местность за другой. Она перенеслась и через Адриатическое море, в окрестности огнедышащей горы в Кампании, до города Кум. Здесь она основала свое второе знаменитое местопребывание. Когда говорят о сивиллах, то подразумевают при этом, главным образом; эритрейскую, кумейскую, а позже, в средние века – тибуртинскую. Здесь в Кумах, на вулканической обильной пещерами почве Кампании, сивилла имела свой грот. Один неизвестный христианский писатель говорит, что в IV столетии по Р. Хр. ему удалось видеть это жилище сивиллы; оно представляло собою, по его словам, высеченную в скале базилику с бассейном, служившим сивилле для купанья. После купанья она отправлялась внутрь грота и с возвышенного места возвещала свои предсказания. Последние в этой местности ей легко было делать. Ей достаточно было продолжать свои старые пророчества о землетрясениях и извержениях, чтоб найти кругом полную веру. О ней скоро сложилась легенда, что она поселилась в Кумах еще в седой древности; ей было уже 700 лет, когда она водила Энея в ад. И еще ей суждено прожить 600 лет; так, в конце концов, она превращается лишь в голос, исходящий из пещеры.
По образцу кумейских изречений в Риме стали делать свои. Нужда научила не только молиться, но и подделывать. В пылу борьбы с Ганнибалом, при всякой неудаче обращались к священным, таинственным изречениям пророчицы, а если они говорили слишком мало, недостаточно ясно, то их заставляли говорить больше, яснее. И эти поступки верующих не вызывали особенного гнева сивиллы; она требовала только для отвращения беды жертв и процессий, а так как римляне, уверенные в божественной помощи, также и сами помогали себе, то успех и авторитет изречений постоянно возрастал.
