.
Рана Карла XII в ногу, полученная накануне Полтавской битвы[118], также становится сюжетом, обыгрываемым в гимнографии:
«Не ста нога на правоте супостата нашего,
темже и уязвлена правды стрелянием»[119].
Однако, история соединяется с типологией и символикой. Исторический факт – ранение Карла XII и его хромота осмысляются в рамках раннехристианского предания, сохранившегося в «Клементинах» о духовном поединке св. апостола Петра и Симона Мага, родоначальника симонии, поборов за святыню, а затем – колдуна и мага, пытавшегося взлететь пред глазами Нерона в Риме. Как известно из «Псевдо-Клементин», св. апостол Петр своей молитвой низверг Симона на землю. Ему и уподобляется Петр Великий и Карл XII.
Связан верховнейшаго молитвою, святотать летающий,
лютее паде от воздуха и сокруши голени
и иже криле восприят, внезапу ног лишися.
Тогоже верховнейшаго молитвами и его тезоименитаго трудами,
свейский Симон, мняйся от гордыни не по земли ходити,
устрелен охроме на постыдение своей гордости[120].
Однако, здесь есть и другие возможные смысловые планы: во-первых Карл XII был знаменит скоростью своих передвижений, во-вторых еретик-протестант «непочитатель Креста святаго и лжехристианин» вполне сопоставим с гностиком Симоном.
В разработке этого сюжета ощущаются принципы барочной эстетики: аналогия возможна не только по подобию, но и по несходству:
Во имя Иисуса Христа Петр хромаго смиреннаго
воздвиже и утверди,
во имя Тогожде Иисуса Петр ныне гордо ходящаго
охроми и крепкаго обезсили[121].
В завершении этого сюжета, отметим, что сюжет о падении Симона волхва нашел свое отражение в изобразительном искусстве, в частности, в Петровских воротах Петропавловской крепости, созданных в 1716–1717 годах по проекту Доменико Трезини (деревянный рельеф, изображающий падающего Симона и молящегося апостола Петра вырезал немецкий мастер Карл Оснер Старший). Вероятно, служба в честь Полтавской баталии повлияла на замысел Трезини, или он действовал по прямому указанию царя.
Весьма своеобразно представлен в службе сам Полтавский бой:
Якоже древле триех отроков,
Такожде и нас, посреде огня вражия стоящих,
за благочестие невредных сохранил еси,
врагов же пояде пламень[122].
Сравнение русских воинов с тремя отроками Ананией, Азарией и Мисаилом в пещи огненной (Дан. 3, 23-91) вряд ли случайно. В святоотеческой традиции встречается мнение, что они были военачальниками на службе у царя Навуходоносора[123] и, в любом случае, их мужественное свидетельство о едином Боге осмыслялось, как воинский подвиг
