– Зачем ты соврал? – укоряю я.
– Что я художник?
– Что я твоя девушка.
– А разве ты не со мной сейчас?
Наш спор прерывает старый художник, он подходит ближе и что-то говорит Стефаносу.
– Он не верит, что я художник, – Стефанос ухмыляется. – Предлагает мне состязание. Мы оба нарисуем твои портреты. А публика рассудит, кто из нас лучше.
Я отказываюсь. Если местному художнику нечем заняться, то мне вовсе не хочется позировать, лучше прогуляемся дальше по Фире.
– Ну нет, иначе он решит, что я испугался, – азартно восклицает Стефанос.
И вот уже художник дает ему второй мольберт, чистый лист и карандаш, а меня сажает на складной стул в тени, лицом к морю и другим людям. Сам художник и Стефанос встают спиной к морю, рядом друг с другом и устанавливают два мольберта – чтобы их работы было видно прохожим.
Они считают до трех и начинают рисовать. Почти сразу же за ними начинают собираться зеваки, привлеченные необычным аттракционом. А Стефанос, не отрываясь от рисунка, еще и объясняет им по-английски, что тут проходит битва художников.
Я не вижу, что они рисуют, но судя по тому, что за спиной Стефаноса собирается больше зрителей – в основном, женщин и девушек, в этой битве выигрывает он. Уличный художник нервничает, бросает взгляды на Стефаноса, но тот слегка поворачивает мольберт, чтобы соперник не видел его работу.
Все состязание занимает не больше получаса. Я слегка замерзаю на ветру, но не успеваю заскучать, потому что наблюдаю за тем, как работает Стефанос, и постоянно ловлю на себе его взгляды. Он не просто смотрит на меня, он изучает, переносит мои черты на холст, снова смотрит – сияет, если получилось, хмурится, если нет, и исправляет начертанное. Карандаш в его пальцах так и порхает – словно ласкает холст. Я перевожу взгляд на его соперника и вижу, что тот буквально вонзает карандаш в холст, чертит резко, на меня смотрит, прищурив глаза и закусив губу, а от напряжения у него на лбу выступила испарина.
Наконец Стефанос отступает от холста и опускает руку с карандашом. Рисунок закончен, и поклонницы за его спиной разражаются аплодисментами.
Уличный художник торопится дорисовать портрет, но Стефанос призывает его остановиться, и тот с досадой скрипит зубами.
– Готова? – Стефанос подмигивает мне.
На «раз-два-три» они разворачивают мольберты. С холста Стефаноса на меня смотрит невероятная красавица, с черными волнистыми волосами которой играет ветер, а пухлые губы слегка приоткрыты в улыбке, словно в ожидании поцелуя. У нее мои черты, но я с трудом узнаю в ней себя. Так вот какой он меня видит?
