Волькер вскочил на ноги, сердце его неистово колотилось.
— Великий Создатель, — выдохнул он. Бога-Кузнеца не видели во Владениях Смертных около века. Одни говорили, что он последовал за Гримниром в ту тьму, что поджидает павших богов. Другие утверждали, что он просто устал служить оружейником Зигмара и занялся своими делами. А кое-кто заявлял, что рунолордам Обездоленных нечто известно, но они молчали.
Искрящиеся глаза встретились с глазами человека, дымные губы шевельнулись. Звука не было, но Волькер все равно услышал, что говорит видение. Время. Место. Знание, проникшее в разум вместе с дымом. Где-то во внешнем городе — в районе, называемом Жилами. Он знал — невесть откуда — что, направившись туда, обязательно найдет место, где его ждали. Но Волькер мешкал.
— Это… это действительно он?
Йорик продолжал пыхать трубкой.
— Ничего об этом не знаю. Я только передал послание. — Дуардин покосился на Волькера. — Но советую сделать то, что он говорит, парень.
Где-то в другом месте.
В темной-темной пещере Волундр, Хозяин Кузни Акши, раскрошил пальцами уголья и по стекающей тонкой струйкой золе прочитал будущее. Даже не просто будущее, а множество его вариантов. Неизбранные пути и несбывшиеся судьбы. В огнях его кузницы можно было прочесть жизнь всех Владений, к добру это или к худу.
Повернувшись, он махнул рукой:
— Давайте его.
Помощники — рослые варвары, потомки гуртов Раксулиана, когда-то обитавших на ободе кратера Клаксус, шагнули вперед, волоча под руки раба. Косматые красные зверолюды носили намордники из меди и кожи, притороченные к крупным головам, а пеньки их подпиленных рогов скрывали золотые колпачки. Их балахоны заскорузли от многочисленных — и многолетних — пятен крови, а кожу бороздили глубокие шрамы, оставленные огнем и ударами кнута.
Раб был свеженьким, пленили его недавно в каком-то незначительном сражении. Сотни военачальников платили Волундру оброк плотью и кровью с каждой победы, заработанной его оружием. Большинство рабов отправляли трудиться в шахты и копи, но некоторые использовались в гораздо более важном деле.
Человек сопротивлялся даже сейчас. С переломанными конечностями, весь обожженный — он боролся. Каждый вздох доставался ему с болью, разорванные губы дрожали. От него до сих пор несло вонью поля боя, кровь друзей и врагов на лохмотьях еще не запеклась. Вместе с кровью он выхаркивал проклятия на каком-то напевном языке — вероятно, на одном из наречий холмов Хамона.
