Когда мне было 19 | страница 45
— Ты ведь ничего не знаешь о стройбате! — хлопнул его по щеке один из них, тот, что похож на бультерьера.
— После распада СССР это слово прекратило нести собой всяческую смысловую нагрузку, так и оставшись в истории 20 века. Ты это можешь понять, белка саблезубая?
— Или помочь уяснить?
Футболист и ответить ничего не успел, как тут подоспел я. Держа перед глазами картинку событий прошлых ночей, я со всей накипевшей внутри меня ненавистью подбежал к одному из солдат, который по-прежнему держал во рту зубочистку, и наградил его размашистым хуком левой — моим коронным ударом. Завидев нокаут моего врага, я с пущей уверенностью стал бить остальных. Арсен очень помог с Бультерьером, — крепкий оказался, зараза. Представляете, закрыл глаза и стал размахивать руками, будто мельница. И не подойти. Ну, Федяев молодец, сориентировался. По незащищённым ногам круто правой ногой зарядил, будто пенальти бил. В общем, вернулись им птичкины слёзки.
— Пошли быстрей! — поторопил Арсена я, а он почему-то мешкал у лежащего сержанта.
— Сейчас, секунду! — с этой фразой, Федяев подлетел к лежащему сержанту, зубочистка которого валялась на пожелтевших, сырых листьях и, оборвав с его одёжки погоны, засунул их ему в рот.
— Жри! Жаль, что на таких сержантов, как ты, государственных резолюций не хватает!
— Пошли, Арсен! — вторил я.
Побежав от избитых солдат, мы вернулись к первому боксу.
— Я же говорил, что дело закончится жопой! Я же говорил!
— Дим, успокойся! Всё будет хорошо! Они ведь говнюки! Вот и получили, что заслужили!
— Угу. Ну, конечно! Только, ничего, что у нас кулаки в крови?! Заметит хоть один солдат или, чего хуже, офицер — вот тогда и полетаем!
— Действительно. И что ты предлагаешь?
— Ладно! Я тебя прикрою! У тебя ведь поезд через десять минут!
— Думаешь, пронесёт? — недоверчиво переспросил Арсен.
— Так. Прекрати истерику! Давай, всё-таки, решать проблемы по мере их возникновения!
— Ну, так-то оно и понятно, — как бы, между прочим, произнёс Федяев.
— Вот и хорошо. А пока их нет на горизонте — просто опережай события и продумывай вариации возникновения зла на тропинке твоей жизни!
Арсен замолчал и скривил рожицу.
— Что, не понятно объяснил? — догадался я.
Федяев кивнул головой и, слабо улыбнувшись, произнёс:
— Ну, ты как скажешь, вот так вот… Мне опять сказать нечего!
Я улыбнулся и обнял его. Возможно, тогда и стал считать его своим другом. Затем, мы вспомнили, где находимся, резко отстранились друг от друга и, как бы невзначай покашляв, уселись на лавочке, возле своих вещей. К счастью, нас никто не заметил, и «прибоем в голубятне» или «гомостахановцами» не назвал, что предполагалось внезапно нахлынувшим чувством мужественности и брезгливости.