Влад стоял около колонны, в чёрных очках. Вид такого загадочного кента. В остальном никаких изменений, обычные джинсы и пуловер.
— Привет! — подошла она, непроизвольно улыбаясь.
Вдруг откуда-то, как у волшебника, возник букетик подснежников.
— Они же завянут, маленькие, — разочарованно протянула Варвара.
— Нет, мы их поставим в стаканчик, у меня во дворце культуры знакомая работает. Сейчас зайдём и всё уладим.
— А, ну тогда ладно. Спасибо, что позвал. Я стараюсь не пропускать её концерты.
— Живая акустика всегда круче даже самых продвинутых колонок. Я бы на Рамштайн сходил, но… Кажется, до нас им долго ещё ехать, — со смешком закончил он.
Яркая публика прибывала и прибывала. Билеты оказались буквально на пятом ряду, и Варвара с подробностями изучила Хелавису на сцене.
… Они вышли в сиреневую вечернюю мглу. Фонтаны рядом с дворцом ещё не работали.
— И как тебе концерт? — спросил Влад.
— Хорошо. Но мне показалось, что она уставшая.
— Это потому что близко.
— У неё интересные метафоры. Некоторые прямо впечатываются в мозг — «вспоминай моё имя, прикасайся рукой». Ну, и музыканты. Хотела бы я так писать стихи… Она, кажется, знает несколько языков и может на них петь или практически писать тексты. Здорово. А ты, что ты находишь в этом тяжёлом Рамштайн? Я смотрела их последний клип. Странные, смешанные чувства. Особенно эта негритянка беременная. И эти щенки. Брр…
Они присели на скамейку. Влад, как заметила уже Варвара, не курил. Возможно, в прошлом у него была такая привычка. Вообще, он производил ощущение слишком «орднунг-орднунг», немецкое слово, застрявшее в голове непонятно как. Странно, что ему нравится группа, которая буквально ломает все стереотипы.
— Так это именно и ценно. Что касается негритянки — ты уже, наверное, читала, что это осмысление проблем миграции. Видишь ли, Линдеманн родился в Восточной Германии, во времена социализма. У него есть сингл, называется «Радио». Я слушал передачу по переводу. Хитрость в том, что я не знаю немецкого, но обычно читаю переводы его песен. Так вот, «Радио». Смысл такой — мы жили в закрытой стране, и лишь иногда, как глоток свободы, слушали радио. Нам запрещали привозить пластинки, в общем, как у нас в СССР — железный занавес. Ну, и потом Берлинская стена рухнула. Наступила свобода. Как раз осмысление проблем миграции и есть осмысление свободы, внезапно свалившейся на голову. Клип «Дойчланд» интересный. Разобран уже до деталей, вроде бы, всё понятно. Но когда смотришь это целиком, возникает в голове что-то невероятное. Осмысление истории. Если бы у нас так осмыслить. Но сколько ни стараются, получается попса. У Рамштайн музыка очень сильная, на самом деле. Тексты жёсткие. «Амор, амор, алле воллен нур дихь цахмен», если, конечно, правильно говорю. Любовь, все хотят тебя приручить. Простые слова. Но начинаешь их крутить, и получается — все хотят манипулировать людьми. Все говорят о любви, а на самом деле — хотят получить власть. Кстати, насмотрелся я на этих тёток на декаднике, хочу и нынче к Скоробогатову пойти.
