— Что-то тебя, Андрюша, на политику пробило.
— Да раздражает это, понимаешь? Вот смеются тут над скрепами, а ведь это наш стержень. Но только не совсем то, над чем мы смеёмся. Наши скрепы, на самом деле, в русской культуре. В языке, литературе. Ты посмотри, я не говорю литературу, особая статья, а вот просто во что превратилась журналистика? Есть ведь и талантливые. Ну, на что они тратят свой нормальный русский язык, на перетирание странных новостей из бывших республик? Журналистика… Мне обидно, понимаешь. Сейчас принято опять же, хихикать, мол, что была ваша журналистика в советское время. Да, я там только-только начинал. Но мне было интересно. Концерт — интересно, собрались в поход — интересно. Даже поездка в колхоз и ударный труд со своими товарищами — интересно.
— Слушай, если так классно было там, почему же вы продали это всё?
— Так пойми, мы были как в тумане. Сначала перестройка. Горбачёв толкает классные речи, что гласность, свобода и так далее. Под этим соусом свобода предпринимательства. Все подпольные цеха, как потом мы узнали, легализуются. И так, под шумок, потихоньку, сливают нашу Родину, извините, в унитаз. Вот спроси меня, в 91 что я думал о перевороте? Конечно, то, что мне тут втыкали на телевидении. Там, кажется, тоже сначала балеты крутили как у нас любили, при смерти генеральных секретарей. Вот, тут и объясняют — наш герой Ельцин, он за суверенитет. Классно же. Вот сейчас скажи Москве — а давай мы тут Уральскую республику организуем. А тебя, родимую, отрежем от наших налогов. Что скажет Москва? А тогда Москва дала всем отрезаться и попилить всё то, что осталось на наших территориях. Мы продались за триста сортов колбасы, и только сейчас выясняется, что колбаса — ненастоящая, и всё — ненастоящее, с пальмовым маслом. Всё порешал рынок, это же классно — товаров много, выбор есть, производитель борется в конкуренции за наши кошельки. Ерунда, что госты отменили, а если и рисуют, что чисто для рекламы. Чтобы в нашем подсознательном всплыли образы, что это всё очень качественное.
— Слушай, но всё равно ведь прогресс не остановить. Не было ничего, сам же рассказывал. С туалетной бумагой и то дефицит. И вообще. Кончай ностальгировать. Ты в той стране мог бы квартиру себе купить?
— Мог получить, подождав. А мог бы и купить. Кооперативная квартира, кстати, в долг давало государство, на несколько лет, без процентов.
— Да-да, я видела эти кооперативные квартирки-хрущёвки. Спасибо, не хочу. У меня вон почти такая же, чуть-чуть получше. Ты посмотри, посмотри, что стоит теперь на компросе, они такие тусклые эти здания сталинские. А внутри уже сыплются.
