— И кто, блин, решил, что им нельзя брать найденную еду? Ты, может, и не заметила, дорогуша, но дебетовые карточки больше не принимают.
Мальчик продолжал ползти.
— Теперь Хилденборо контролируем мы, — сказала женщина. — Наша территория, наши правила.
— Кто это — «мы»?
— Местный магистрат, Джордж Бейкер — главный. Он устанавливает закон, и если он говорит, что ты мародёр, значит, ты — мародёр.
— И мародёров вы расстреливаете?
— Тех, что бегут, ага.
— А тех, кого вы ловите?
— Их мы вешаем.
Матрона склонилась над мальчиком, который добрался до неё и цеплялся за её обувь.
— Я знаю этого мальчика. Ему тринадцать лет! — воскликнула она.
Наездница пожала плечами.
— Мародёр есть мародёр. А те, что укрывают мародёров, не лучше.
Матрона выпрямилась, вскинула винтовку и подошла вплотную к наезднице. Я решил, что она выстрелит, но она стояла спокойно, уверенная, что её товарищ удержит Матрону от первого выстрела.
Обе женщины стояли лицом к лицу, а между ними торчал ствол винтовки.
— Ну, а это — моя территория, — произнесла Матрона. — Я здесь закон. Уходите. Немедленно.
Целую минуту наездница выдерживала её взгляд. Мне нужно было сместить прицел; голова Матроны загораживала цель. Я переключился на мужчину.
Наездница приняла её вызов.
— Да, ну? — усмехнулась она. — И кто меня заставит? Ты и кто ещё?
Она отвела ствол винтовки Матроны в сторону, вскинула дробовик, и не успел я отреагировать, как она ударила Матрону прикладом по голове. Матрона рухнула на землю.
Вот он, момент истины. Я бессчётное количество раз стрелял в тире, разрывал в клочья бумажных человечков, но я никогда ещё не стрелял в настоящее дышащее живое человеческое существо. Если бы я мог перечислить все невысказанные желания в этой жизни, одним из них, которое, думаю, разделяет большинство людей, является желание никогда не убивать других людей. Я не хотел, чтобы на моей совести была кровь, мне не хотелось страдать от бессонницы, раз за разом переигрывая в голове свои действия, видеть, как кто-то раз за разом умирает от моих рук.
Я слышал, как мой папа просыпается с криками.
Я знал, каково это — стать убийцей.
Но в тот момент, сомнение означало, что другие люди, люди, которые были мне важны, могли погибнуть. У меня не было времени на рассуждения, философию и раздумья. И как только наездница прицелилась в голову Матроны, я прицелился ей в грудь и нажал спусковой крючок.
Но, не успел я выстрелить, не успел я отнять свою первую жизнь, кто-то другой открыл огонь по мужчине, который удерживал двух других «мародёров». Мужчина кувыркнулся в воздухе, свалился с лошади и упал на землю. Женщина обернулась посмотреть, что случилось. Матрона, раненая, но подвижная, схватила подстреленного мальчика на руки и начала пятиться к школе. Лошадь мужчины испугалась и побежала влево, в траву, она ржала и вставала на дыбы, открывая Мака, стоявшего у школьных ворот с винтовкой у плеча.
