В родном углу. Как жила и чем дышала старая Москва | страница 95



То же бывало и в неуказанное время.

По осени скажет, бывало, отец:

– Мамаша, Устинье Петровне в приют (это была мать сестриной гувернантки, почтенная старушка-дворянка, лично видавшая Пушкина) послать бы моченых яблочков! Удались они у тебя в этом году. Порадовать бы старушку.

– Третьего дня няня отнесла, ходила к ней с детьми, – ответит мать.

Нянино посольство напомнит отцу нянину тетушку Елену Демьяновну, чудесную старушку.

– Да кстати бы послать Елене Демьяновне. У них богадельня бедная. Сухими снеточками их, я чай, кормят[93].

И на это ответ готов:

– В воскресенье нянька отпросилась со двора. Пойдет в Ремесленную богадельню. Я уж велела Арине наложить десяток покрупнее в банку[94].

Чтобы всех так накормить, напоить, наделить и сделать то с красным яичком, то с моченым яблочком, то с рождественским гуськом или с именинным пирогом, надобен был огромный, непокладный труд, забота и самое пристальное внимание. И право, это внимание к кулебякам и их пышноте и вольному духу, смешное, может быть, на чей-нибудь взгляд, означало совсем не смешное, а достойное великой хвалы внимание к человеку. «Всякая душа калачика свежего хочет», – простодушно говаривала одна из временно проживавших в нашем доме старых девиц – Авдотья Николаевна Каржавина, и мама с отцом могли повторять ее изречение, они верно переводили его: «всякая душа – самая маленькая, малюсенькая – хочет ласки и привета, который есть не что иное, как вниманье к человеку со всеми его слабостями и дорогими для него мелочами житейскими». И этому вниманью (а от него и пеклись все эти кулебяки и мочились с кардамоном все эти антоновские яблоки) строго верны были всегда и мать, и отец и учили нас этому.

Все лето, бывало, кипела у нас в доме деятельность – мамина, конечно, – по старинному завету: «Лето – запасиха, зима – прибериха».

Ни одно яблоко, упавшее на дорожку нашего сада, не пропадало даром: кружками нарезанные яблоки нанизывались на суровые нитки (мы любили это занятие) и частыми гирляндами подвешивались под балки нашего поместительного чердака. Жаровни не переставая золотели углями в саду, на дорожке, около дома: варилось варенье таз за тазом – смородинное, кружевенное, яблочное (все из своего сада), вишневое, малиновое, ренглотовое, абрикосовое, сливное, клубничное, земляничное (покупное). Вишню мочили в уксусе особым способом. Ближе к осени начинался сезон «моченьев»: сливы, виноград, потом яблоки. Яблоки – антоновские – покупали на Болоте ящиками. Чудесный, бодрый, как сентябрьское утро, ясный, как хрусталь, яблочный дух воцарялся на несколько дней в доме. В столовой стелили янтарно-золотую солому и на ней раскладывали яблоки, отбирая самые ядреные от тех, что послабее и побледнее. Подвал населялся кадками с яблоками. Затем приходила очередь любимой отцовой брусники. Ее тоже запасали кадочками. Огурцов солили целые кади, и они были вкуса необыкновенного и крепости изумительной: даже Великим постом и на Пасху огурец хрустел, как хрящ. Огурец ублажали в кадях черносмородинным и вишневым листом, хреновым листом, чесноком, целыми зарослями укропа. Но все дело было в «секрете» соленья, и самые требовательные гастрономы поражались аромату и стойкому мужеству, как сталь, маминых огурцов. Но огурцы не только солились, но и мариновались в уксусе с перцем и пряностями. Солили, мариновали и сушили грибы. Тут было также свое искусство и свои трудные задачи: рыжечки должны были бисериться, груздям подобало быть крепкими и цельными, будто только что вынутые из земли, белым – пахнуть стойким и нежным запахом, а настой давать густой, как у дорогого крепкого чая. И все это достигалось неопустительно. За огурцами – капуста. Рубили капусту весело и оживленно. Все принимали участие. Кочерыжки хрустели у всех на зубах. Но главное дело и тут было у мамы: надо было расчесть, сколько капусты рубить, сколько шинковать, сколько сохранить целыми кочнами. Надо было выбрать самое капустное время: когда она и недорога, и в самой поре – так и просится в кадку. Надо было досмотреть за черной Ариной, чтоб кадки были отлично пропарены, насухо высушены, а и наполнив ими погреб, надо было время от времени спускаться к ним в гости: проверить, смывает ли Арина плесень, тяговат ли груз на капусте, хорошо ли прикрыты кадки, дает ли Арина часок-другой «подышать» капусте перед весной, в самую страду для капусты: в Великий пост.