…свято соблюдаю родной обычай старины.
Красное яйцо в ее руках было особенно радостно, троицкие цветы – особенно благоуханны, яблоко во Второй Спас – особенно сочно…
Это был человек с «хлебом мягким» и со «словом ласковым», как бы ни мало оставалось в мешке муки для этого хлеба и как бы ни трудно было из сердца, полного горечи, извлечь это ласковое слово.
Тетя Марья Васильевна была просто хороший человек – честный, добрый, работящий и очень далекий от матери во всем другом.
Уже после смерти мамы тетка отдала мне молитвенник, который я до того никогда не видал. В нем были записи рождений тети и двух ее рано умерших братьев. Рожденье мамы и дата свадьбы бабушки были записаны на отдельном листке, хранившемся в молитвеннике. Мама родилась на пятом, кажется, месяце после свадьбы бабушки. Этого я до того не знал, и, показав мне листок, тетка ничего не объяснила, но дала понять, что оттого-то я и не видал никогда этого молитвенника. Вскоре умерла и тетя. И тут, глядя на эту запись, мы с братом стали собирать кусочки наших детских воспоминаний, обмолвок и недоговоров матери и тети, бабушкиных шифоньерочных чудес, выцветших дагерротипов, надмогильных надписей с Даниловского кладбища, начали склеивать их вместе и, кажется, склеив, разгадали тайну маленькой записи в молитвеннике.
Она не значила, что бабушка полюбила дедушку до свадьбы.
Она значила другое.
Бабушка воспитывалась или подолгу жила у своей тетушки по матери Федосьи Корнеевны Закуриной. Она умерла в конце 50-х годов, родившись еще в семидесятых годах XVIII века. Она была почетной, заслуженной няней в семействе князей Гагариных, выходила несколько «выходков» (старое, ныне непонятное слово) князей и доживала свой век у них в доме в почете, занимая отдельное помещение, пользуясь крепостными услугами. Сама она или не была крепостной, или была давно отпущена Гагариными на волю, скорее – первое. Мама моя девочкой гащивала у ней, и, судя по ее рассказам, Федосья Корнеевна была обаятельная «Арина Родионовна», только высшего ранга и «на покое», а покой был прекрасен и уютен: комната с лежанкой, шитые коврики, множество цветов, кот, шитье бисером, «Благовещение» из шелков по соломке и дары «выходков» на память – севрские чашечки, гарднеровский фарфор, богемский хрусталь, игрушечная шифоньерочка-библиотечка из слоновой кости. Она жива еще и до сих пор. Я не играл, а с благоговением глядел на нее, на ее сафьяновые микроскопические томы в детстве. «Настенька», моя мать, была желанной гостьей среди всего этого «покоя»; а ранее, всего несколькими годами, гостьей была тут бабушка, тогда прекрасная, кареокая, с чудесными черными волосами «Наденька». Но гостины этой
