Бывало, начнешь, сидя на стуле, болтать ногами. Няня строго заметит:
– Качай, качай нечистого-то!
На недоуменное и опасливое оправдание:
– Я не качаю. Я, няня, так, – она непременно ответит:
– Как же «так»? Кто ногами болтает, у того на ногах, как на качелях, шишига качается.
Скверная должность: быть качелями для шишиги – и тотчас подожмешь ноги под стул.
Или, проходя по детской, приметит няня, что пробка не воткнута в графин с водою, или не покрыта кружка с клюквенным соком, или открыта крышка у рукомойника, и тотчас же недовольно спросит:
– Кто воду пил да графин оставил без пробки? Кто в рукомойник воду лил да не закрыл?
И мы знали, почему этого нельзя делать. Няня давно нам рассказала, что был такой святой, который не закрыл на ночь рукомойник, а туда ночью ввалился шишига и всю воду опоганил; хорошо еще святой догадался, закрестил его там и крышкою прикрыл, а то быть бы беде: опоганенным умыться или опоганенное выпить – значит, накликать на себя болесть, порчу. А коли закрестишь шишигу в покрытом сосуде, тогда делай с ним что хочешь: святой под тем условием только и выпустил шишигу из рукомойника, что велел ему превратиться в коняшку и съездил на нем в старый Иерусалим.
Впоследствии я узнал, что няня передавала нам эпизод из древнего (и не принятого в таком виде Церковью) жития архиепископа Иоанна Новгородского.
Во время обеда няня зорко наблюдала за тем, чтоб не рассыпали соль (это к несчастью), но и за тем, чтоб кто-нибудь из нас не вздумал щепотью взять соль из солоницы. Если случится такой грех или, еще хуже, если невзначай обмакнешь кусок хлеба в солоницу, няня укоризненно скажет:
– Это ты что же, милый, Иуду вспомнил?
На решительный отказ от желания помнить злого предателя няня возразит:
– А как же? Это Иуда обмакнул хлеб в солоницу.
И покачает с укором головой.
Очень хорошо знали мы также, что, сидя, не следует класть ногу на ногу: так сам сатана сидит на троне в аду, а на коленке у него – тот же Иуда-предатель с кошелем с тридцатью сребрениками.
И это Иудино сидение – на коленке у князя бесовского, – как впоследствии оказалось, няня не выдумала: так пишется сей темный князь, ласкающий предателя, на древних иконах Страшного Суда.
Няня достигала своего: болтать ногами, сидеть, заложив ногу на ногу, тыкать куском хлеба в солонку – всего этого мы боялись как греха, и это с детства усвоенное воздержание обратилось впоследствии в добрые навыки житейского обихода.
«Ангел-хранитель заплачет и отойдет от тебя» – этого я боялся как огня, а это сулила мне няня за леность, непослушание, недобрые поступок или слово.
