Увы, первое же занятие показало: это хуже, чем в Литинституте. И потому что народу больше (порядка 20 на каждом «семинаре»), и, как сразу же выяснилось, «известные писатели» не успели толком ознакомиться с посланными произведениями, а если и ознакомились, то поверхностно и частично (что и естественно – ведь нас много…).
Руководили нашим «семинаром» трое. Один из троих «руководителей», главный, недавно опубликовал неплохой роман, но на волне успеха тут же ринулся в литературную власть и стал заместителем нового главного редактора журнала «Новый мир», пришедшего на замену А.Т.Твардовскому. И тут же он почему-то решил, что имеет право судить любое «литературное явление», с высоты своего положения в редакции журнала. На первом же семинаре он вчистую и с плохо скрываемым удовольствием раздолбал произведения одного из наших семинаристов, приехавшего из какого-то дальнего города. На втором повторилось то же самое, причем он явно вошел во вкус – его выдавали руки, длинные тонкие белые кисти, которыми он сладострастно потирал, не оставляя камня на камне от рукописи очередного бедного «таланта», приехавшего чуть ли не с Камчатки.
На третьем он принялся за меня: быстренько разделался с «Праздником» – осудив его за «мрачность», «приземленность» и еще за что-то, не найдя ни одного доброго слова для вещи, в художественности, правдивости, точности которой я был уверен (что впоследствии и подтвердилось даже в высказываниях «советских» критиков), – заодно походя отверг и «Переполох», который, как честно признался, не читал, но «помнил», что он когда-то был набран в «Новом мире», однако же так и не опубликован. «Путешествие» он тоже не читал.
Поражали не столько его лихие суждения, сколько абсолютная уверенность в них, переходящая, как мне прямо-таки виделось, в сладострастие маньяка-убийцы. Он – заместитель главного редактора «Нового мира»! И у него только-только вышел большой роман! Трепещите, соперники!
В сочетании с совершенно невыразительным лепетом второго «руководителя» (кто это был, что он говорил, я сегодня даже не могу вспомнить, настолько он был безлик) это переполнило чашу моего терпения и негодования. Я решил ринуться в бой. Хотя бы просто отвести душу. Поскольку сегодняшнее «занятие» заканчивалось, я решил сделать это на следующем, с самого утра.
Конечно, я понимал, что выступление выйдет мне боком, но ей же богу надоело чувствовать себя безгласной скотиной. Вечером даже зашел в церковь – единственный раз в своей жизни с такой именно целью: за поддержкой. Постоял под высокими сводами Богоявленского Собора на Елоховской и на самом деле почувствовал себя просветленным… А на другое утро, отправляясь на Совещание, надел чистую белую рубашку – вспомнив, что именно так принято, когда идут на подвиг. И, едва все собрались, попросил слова. Слава Богу, мне его дали. И я сказал все, что думал о Семинаре, который выглядел, как обычная советская показуха. И в котором не было никакого уважения к «молодым талантам», приехавшим со всех концов нашей огромной страны – «руководители» даже не удосужились чтением рукописей семинаристов. И ясно, что нечего ждать от этого очередного «мероприятия».
