Жизнь – без начала и конца.
Нас всех подстерегает случай.
Над нами – сумрак неминучий
Иль ясность Божьего лица.
Или – или. Именно поэтому вера абсурдна, парадоксальна и трагична.
Давайте теперь обратимся к атеистическим экзистенциалистам. Атеистический экзистенциализм так же резко отличается от всего предшествующего атеизма, как религиозный экзистенциализм – от традиционной и официальной религиозной философии. Разумеется, Камю, Бовуар и Сартр – не первые атеисты. Бывали иногда философы-атеисты и раньше, начиная с XVIII века, когда атеизм начал зарождаться (Гольбах, к примеру, или Фейербах). Но старый атеизм мне представляется таким розовым, наивным ребенком. Карапузом в розовых штанишках и в розовых очках, который капризничает, испытывает избыток сил, полон наивной жизнерадостности, говорит: «Даешь свободу!» Бог представляется ему идолом, небесным жандармом, который загораживает человеку путь к Свободе. Вот представьте себе статую главного советского жандарма Дзержинского на площади Лубянке, ее радостно, дружно и коллективно сковырнули и опрокинули люди в августе 1991 года. (Потом, правда, кое-кто затосковал по этой статуе.) Это представление о Боге как о господине, который подавляет нашу свободу. Давайте сбросим его и раскрепостимся! По этому поводу мудро заметил Бердяев: «Атеизм есть наказание нам за наше рабское представление о Боге». Таким был старый атеизм, агрессивный, инфантильный и ребяческий…
А атеизм Камю, Бовуар и Сартра совершенно другой. Не оптимистический, а глубоко трагический, отчаянный. Потому что между тем старым и новым атеизмом Сартра и Камю разверзлась пропасть, и имя этой пропасти – Ницше. Ницше с его знаменитой мыслью-догадкой, главным жутким его открытием-откровением: «Бог умер, мы убили Его, и это главное событие современности». Почва вдруг ушла из-под ног. Небеса опустели. В мире стало одиноко, как на необитаемом острове. Люди враз осиротели. То есть уже не нужно валить статую! Все, Бог умер! И где теперь человеку черпать свое достоинство, смысл?! А может ли человечек, как он есть, слабый, прожить на земле, на которой ушла почва из-под ног, а небо обезбожилось?
Сартр в своей автобиографической повести «Слова» пишет (изложу своими словами): «Меня воспитывали бабушка с дедушкой. Бабушка считалась лютеранкой, дедушка считался католиком. Я с детства вырос атеистом. Это случилось не потому, что бабушка с дедушкой спорили о своем католицизме и протестантизме, а из-за их глубокого равнодушия к своему лютеранству и своему католицизму». Человек всегда считал себя достойным и избранным, потому что он Божественен. Были смыслы, были горизонты и цели, было, куда идти. Теперь идти некуда и незачем. Основания человеческого достоинства рухнули. Чем теперь гордиться человеку? Тем, что он заброшенная в бесконечность на окраину Вселенной обезьяна, детерминированная своей биологией, языком, обществом и еще черт знает чем, обреченная на смерть и живущая невесть зачем?
