Полчаса спустя Джарси вернулся в хижину, неся подойник парного молока Офелии и холодные сливки из погреба. Керри плеснула чуть-чуть в тесто для лепешек, и ложкой выложила его на стоящую над огнем сковороду. Повернувшись к брату спиной, она отрезала близнецам два тонких ломтика соленой свинины. Себе она резать не стала. Она поест стоя, так что они не заметят, чего нет у нее на тарелке.
Талли и Джарси, держась поближе к огню, ели лепешки со свининой. Керри положила им на тарелки по ложке яблочного повидла, и они радостно заулыбались.
— А я думал, это только больному папе, — сказал Джарси.
Керри одернула себя. Она всегда старалась защитить брата и сестру от худших всплесков его ярости, но она не знала, что они помнили об этих штормах.
— И у нас, наконец, хватает на всех тарелок, — объявил Джарси. — Чтобы мы могли есть все сразу.
Талли и Керри переглянулись. Технически брат был прав — три человека, три тарелки. Это было типично для Джарси — не обращая внимания на ужасы болезни, смерти и страха грядущего, замечать только мелкие радости вроде достаточного количества тарелок.
Вот это, подумала Керри, истинный дар.
Пока близнецы ели, она подошла взглянуть на отца, который открыл глаза. Стараясь не встречаться с ним взглядом, она сменила промокшие простыни. Приподняв его, накормила кусочками лепешки и яблочным пюре, которое он еще мог глотать. Поднесла к губам жестяную кружку с подслащенным молоком, чтобы попил.
— Керри, — прохрипел он.
— Тебе что-то нужно? — спросила она нейтральным тоном.
— Я хотел… — выдавил он. В последовавшем потоке спутанных слов можно было расслышать прости.
Не отвечая, она продолжала свои дела.
Керри позвала Джарси, чтобы он помог отцу сходить на горшок. Мама слепила его из красной каролинской глины и потом разрисовала красками, выжатыми из цветов — кровохлебки, кореопсиса и подсолнухов, и обожгла в маленьком горне, который соорудила позади хлева.
Как символично то, что произошло с мамой, подумала Керри с горечью, от которой подступила тошнота.
Поднявшись с горшка, Джонни Мак настолько ослаб, что не мог больше ничего, кроме как рухнуть обратно в постель и закрыть глаза.
Оно и к лучшему, подумала Керри. Не хочу смотреть тебе в глаза. Слишком поздно для всех этих сожалений.
Наконец, она присела к шаткому столу, чтобы съесть кусок лепешки.
— А кто же, — внезапно спросила Талли, — на самом деле сделал то недоброе дело там на станции? — Она сжала губы, как будто у нее с языка пыталось сорваться слово
