— За украинца или русского, верно? — усмехнулся Яков. — Зачем ему зять-еврей. Он может и карьере повредить.
— Не мели чепуху, Яша. Времена сейчас другие, к вам отношение очень изменилось к лучшему. Никакой дискриминации нет. Евреи на высоких постах в правительстве, — убеждённо проговорила Лена.
— Дорогая, мне кажется, ты страдаешь наивным прекраснодушием. Подумай сама! Люди, которые несколько лет назад были гонителями, душителями свободы, вдруг стали демократами и филантропами? — продолжал он. — Да в душе они такими же и остались. Просто им спустили сверху новые инструкции.
— Мой отец — порядочный человек. Он хорошо к тебе относится.
— Возможно, что и так. Среди русских и украинцев всегда было много благородных людей. Надеюсь, и сейчас тоже. Еврея Бейлиса, между прочим, служащего хлебозавода на Подоле, защищали лучшие юристы, а учёные, писатели, общественные деятели России выступили с воззванием против мракобесного суда, за честь и достоинство народа. Как еврейского, так и своего, которое было бы униженно несправедливым юдофобским приговором. И они тогда победили, — искренно проговорил Яков. — Но чёрная сотня здесь тоже всегда была, есть и будет, она бессмертна.
— Я не понимаю, к чему ты клонишь?
— Твой отец наверняка не глупый человек, раз в такие верхи попал. И он понимает, что в один прекрасный день я могу поставить вопрос об отъезде. При таком окружении это ему, скорее всего, повредит.
Лена обиженно вскинула глаза, её прекрасное лицо порозовело.
— Отъезд, зачем тебе он нужен? Это же сумасшествие какое-то.
— Сотни тысяч. Неужели все сумасшедшие? — усмехнулся Яков.
— Значит у тех, кто уезжает или уже уехал, были свои причины, — не уступала Лена.
— Ты можешь сейчас гарантировать, что у меня, у моих родителей или родственников не найдётся каких-либо причин?
— Я не знаю.
— Вот и я тоже не могу тебе ничего обещать. Я очень тебя люблю, Лена. Поэтому хочу быть честным перед тобой. Я не знаю, как может всё повернуться здесь, не могу просчитать свою, нет, нашу судьбу на всю жизнь. Я не бог и не пророк. Ты должна это принять в расчёт и решить — если так случится, поедешь со мной, бросишь ли все ваши богатства, родителей, родину, наконец?
Короткий звонок в дверь мгновенно вернул их к действительности. Напряжённое лицо Лены приобрело выражение девичьей озабоченности.
— Ой, Яшенька, это мои вернулись. Который час? Ого, половина двенадцатого. Ну и заболтались мы. Я даже постель свою не заправила.
