Карьера | страница 106

Логинов заерзал на стуле и, нехотя, сдерживаясь, но ответил.

— Ну? Какая же им? Нашим, так сказать… Классовым врагам? Может быть вера? Ты же знаешь, такая установка нашего… Генерального; И его личного штаба.

— А ты ему и перечить не можешь?

Логинов только отвел глаза…

— А ты никогда не думал? Что я ведь тоже — твой классовый враг? — неожиданно, после паузы, спросил Александр Кириллович. — А как же! Я же потомственный дворянин? Сын и внук… И правнук крепостников! А ты — крестьянин! И твои предки были крепостные?.. Не так, что ли?

Корсакова буквально трясло, хотя говорил он тихо, с каким-то бешеным весельем. Но голос его казался по-прежнему спокойным.

— И Ленин! Кстати… Тоже был дворянин! И Тухачевский! И Красин! Еще называть?..

— Я Февронью Савватеевну… Позову…

— А Машенька, кстати… Тоже… была! Тоже…

У старика перехватило дыхание, и Логинов почувствовал, как у него на руках обмякает тяжелое корсаковское тело.

— Слу… шай! — все равно пытался досказать старик. — Значит, кроме классовой… Этой твоей… есть что-то другое? Более важное?! Совесть… Сострадание? Честь… Ты… ты… вспомни Машеньку! Ты вспомни! Где бы ты был, если бы не она… А ты… Ты не веришь ее сыну? Да он… В сто раз честнее… Чище! Преданнее делу, чем все твои… И его… Генерального! Приспешники! Наемники…

Он, вырвавшись из рук испуганного Логинова, сам поднялся на еще нетвердых ногах. И закричал во всю, еще бившуюся в кем силу:

— Вон! Вон отсюда! — И неожиданно… он глубоко вздохнул… Не найдя другого слова, выпалил: — Ты… Ты… Неудачник! Болван!

«Это было почти смешно! Его, Логинова… Назвать «неудачником»… «Болваном»?

На помощь уже спешила Февронья Савватеевна в белеющем в темноте оренбургском платке.

Надо было еще кого-нибудь позвать. Логинов оглянулся, но в это же время почувствовал, как старик тянет его за руку. Осторожно и настойчиво тянет… Так делают дети, когда хотят попросить прощения.

— Помоги… Ваня! Не клони головы! — еле слышно произнес Александр Кириллович. — Мне холодно…

И он посмотрел на Логинова беспомощными, далекими глазами.

В углу высокой комнаты, на тахте, среди сбившегося белья, спал человек. Казалось, он весь был составлен из углов. Острые коленки… локти… Длинный, худой нос.

Кирилл с порога смотрел на его немолодое, помятое, злое лицо. Это к нему, сюда, в эту огромную пустынную квартиру на улице Горького, привезла его дочь?

«Кто он ей?»

Кирилл оглянулся — за спиной стояла Галя. Она выдержала его взгляд. Осторожно, бережно, как с маленького, начала снимать с него пальто. Отнесла одежду — свою и его — в коридор, на просторную, пустую вешалку.