. Что делать, если зеленые листики сами по себе облетают?
Д и н а. Ну почему, почему они должны облетать? Я по-другому жизнь чувствую. Ты меня бросил, пусть… Мне не это сейчас жалко. Мне жаль… Что с тобой?
С а л и х (словно сбросив с себя оцепенение). Слушай, Динка! К черту воспоминания! К черту все! Просто жизнь. Вечер. Тепло. И ты! Только ты и я! Какой еще смысл? Почему нам надо расплачиваться за слова? Слова вообще не имеют никакого смысла! (Он вдруг берег ее руки и целует их, поднося одну за другой к губам. Целует руки. Целует глаза, щеки… Целует, смеется.)
Д и н а. Ты что? (Смеется робко, испуганно, недоуменно.) Ты что? С чего это ты вздумал? Не надо! (Вырывается.) Не надо!
С а л и х (не отпуская ее). Я так давно тебя не целовал.
Д и н а (с трудом). Да.
С а л и х. Тебя давно уже никто не целовал…
Д и н а. Да. Да.
С а л и х. Ведь я любил тебя, любил! И зачем-то оставил. Я не знаю, как все это случилось.
Д и н а. Да, да. Да! (Прижимается к нему, плачет.)
С а л и х. Пусть как было. Пусть все как было. Ведь было хорошо?
Д и н а. Да. (Отрывается, долго смотрит ему в глаза.) Нет… Нет, Салих.
Долгое молчание.
С а л и х. Странно, живешь и не знаешь, а, оказывается, сын… Конечно, я знал. Но одно дело — мама Вера говорила, а другое дело… Можно, я что-нибудь ему подарю?
Д и н а. Можно… Все можно…
С а л и х. Я приду к тебе. Ты живешь все там же?
Д и н а (после паузы). Не надо… Все это для меня не так просто и легко, как для тебя. Я понимаю тебя и ни в чем не виню, пойми и ты… Я хочу, чтобы ты был счастлив. Мне кажется, с тобой что-то случилось! Что-то происходит с тобой? Да? Глаза у тебя другие.
С а л и х. Что происходит? То же, что делает жизнь со всяким человеком. Не более… Какая у тебя зарплата?
Д и н а. Не надо. Ничего мне не надо. (Поднимается, обходит скамейку, становится позади Салиха.)
С а л и х. Ничего-то тебе не надо… Ты хорошая женщина. А я? Не знаю, кто я… Я женюсь скоро. Ты ее видела. Помнишь, на дне рождения? Соня.
Д и н а. Я знаю. Ты не любил еще никого, наверное? Полюби ее! (Шепотом.) Полюби… (Уходит.) Он смотрит ей вслед.
II.5
Осень. Ночь. В большой пустынной гостиной — С а м м а т о в. В руках у него — деревянный чурбак, нож. У двери на краешке гнутого венского стула — старик И в а й к и н, сторож коллективного сада и давний многолетний приятель Самматова. Оба вполголоса напевают:
Наш паровоз, вперед лети,
в Коммуне остановка.
Иного нет у нас пути,
в руках у нас — винтовка!
