Он жил в небольшом стойбище на реке Келами. Весной его снарядили в путь к Магади-Мафе платить байту[44]. Сто двадцать соболей надо было доставить удэгейскому князю за то, что его помощник — корейский купец Чен — вернулся зимой от кочевников с пустыми руками. Тунсяна отвез байту. А когда пришел в стойбище через месяц, уже не застал никого. Черная оспа опустошила юрты, унесла оттуда все живое.
— Пойду на Самаргу. Там есть брат мой, — сказал с тоской Тунсяна.
Утром он ушел. Я положил ему мяса в котел и долго смотрел вслед удаляющейся оморочке. Перед вечером вся наша семья собралась здесь. На двух батах уместился весь наш убогий скарб, в том числе и корье для нового балагана. Собаки первыми сбежали на берег, почуяв добычу.
— Вот как хорошо получилось, — радуясь удачной охоте и набивая трубку, заговорил отец. — Будем жить здесь.
Кончим все мясо, пойдем дальше.
Опять Сукпай! Родная земля моего деда! Когда-то выжженный пожаром лес давно поднял свою голову, опушенную снегами. Так же, как медведи приходят на места своих старых сородичей, мы пришли сюда по тропе, протоптанной стариками.
Сукпай — на Бикин перевал,
Сукпай — на Самаргу перевал,
Сукпай — на океан перевал…
Где-то под сопкой зимует, забравшись в берлогу, медведь, а мы приютились на берегу реки в своей старой юрте. По ночам восточный край неба горит, как железо, раскаленное на огне. Бабушка всему находит свое объяснение:
— Какое страшное небо, — говорит она. — Это русские воюют. Люди гибнут. Кровь их, как пар, поднимается высоко и стынет в небе…
— Хорошо, что мы ничего не видим. Живем далеко, — рассуждает отец.
А мне надоело жить без людей. Стал бы на лыжи и ушел через перевалы туда, где горит по ночам зарево. Неужели так будет всегда? У меня уже есть невеста, я ее ни разу еще не видел, но придет время, и она станет моей женой. Мы будем кочевать так же, как наши отцы и деды, прятаться в лесах от купцов, караулить зверя. Так же вот, как сейчас, голодать будем, если не заготовим мяса.
В ту зиму у нас ничего не было, кроме юколы. Питались одной рыбой. Три раза отец ходил на медведя и возвращался ни с чем. Бураны заметают следы. От мороза деревья трещат и раскалываются. То ветры подуют, то густые туманы заволокут все вокруг так, что видны лишь ближние деревья возле юрты, на которых висят медвежьи черепа.
Мы очень удивились, когда однажды в пургу к нам за-брели охотники. Они вошли в юрту, седые от инея. Ледяные сосульки свисали у них с усов, сверкали на высоких воротниках меховых тужурок. Несмотря на усталость, они весело приветствовали нас на языке Яту:
