Шаман вполголоса переводит слова Чингисы медведю. Он стучит в бубен, кружится у костра и, приседая, говорит:
— Медведь сказал, что твой брат ругал одного шамана. Нельзя ругать шаманов. Потому так и случилось. Злой дух вселился в медведя. Медведь стал разбойником! Сок-сок-сок! Он, конечно, плохо сделал.
— Так делать не годится, — говорит Чангиса.
Шаман снова поднялся над костром. Он передал эти слова медведю и опять принес ответ:
— Медведь сказал, что твой брат наверно плохо говорил про нас, может быть, когда-нибудь ругал нас. По этому так получилось.
Чингиса склонил голову, слушая. Потом заговорил примирительно:
— Теперь ничего не поделаешь. Надо только договориться, как дальше жить. Больше не будем ругать вас, будем с шаманом дружно жить. Придется соблюдать законы. У нас много молодых охотников. Когда они пойдут на охоту, пусть медведи их не трогают.
Охотники из рода Кялундзюга зашептались. Братья Чауна и Даверий стояли рядом. Они были очень похожи друг на друга. Только старший из них Чауна был выше ростом. Они жили на реке Тулами, а теперь спускались вниз по Хору до устья реки Дзингали и зашли в наше стойбище.
Когда их пригласили на медвежий суд, они без слов согласились и пошли туда, где уже горел костер. Таежные законы — общие законы для всех лесных людей. Кимонко и Кялундзюга — два рода объединялись вместе, чтобы отстоять свои права. Становясь на колени, Чауна сказал:
— Если медведи будут так делать, придется мстить. Человек сильнее медведя, хитрее медведя. У него есть оружие. Давайте больше не будем ссориться.
Шаман подошел к стволу ели, поднял медвежью голову и понес ее впереди себя навстречу охотникам:
— Мэуы! Мэуы! — рычал шаман, поворачивая голову зверя то в левую, то в правую сторону.
В знак мира Чингиса обнял голову медведя. Суд был окончен.
Теперь мы живем в верховьях реки Чуй. Бурные потоки ее стремительно мчатся вниз, только что освободившись от шумных звенящих льдин. После шуги, кажется, реки текут быстрее, будто спешат увидеться с морем. Посмотришь на воду и задумаешься: сколько же рек вливается в море? Путь их, наверно, длинный-длинный. Вот Чуй. Бежит она в Хор, а Хор где-то в низовьях находит другую реку — Уссури, а она в Амур торопится. Говорят, Амур — большая река, но все-таки море больше. Волны там поднимаются выше лесов, я знаю, мне рассказывал дед…
— Ты все сидишь, бата, о чем-то думаешь, а работа не делается, — говорит бабушка, заметив, что я перестал обстругивать шесты. — Торопись, надо скорее вниз идти.
